Везунчик Джим - Кингсли Эмис

Сердцебиение усилилось. Теперь у Диксона были все необходимые доказательства наличия Кристины в такси: он слышал ее дыхание, висок у него под подбородком был теплый, и теплое плечо под ладонью, ее волосы пахли, как пахнут тщательно расчесанные волосы — в общем, ее тело присутствовало. Жаль, присутствие тела не уравновешивалось присутствием сознания. Это просто прием такой, вдруг подумал Диксон: она хочет завести его, причем с единственной целью — подпитать собственное тщеславие. В следующую секунду Диксон отверг эту мысль как слишком стандартную — нет, Кристина до такого не опустится, ее просто разморило. Разморило, и все. Такси сделало вираж, Диксон перенес вес собственного тела на одну ногу, уберег Кристину от толчка. Ему не уснуть; зато он может охранять ее сон.

С превеликой осторожностью Диксон вывернул свободную руку, нащупал спички и сигареты, зажег, прикурил. Он чувствовал редкую для себя уверенность: вот он; он знает роль назубок. А к ней, к роли, применимо правило всех ролей — чем дольше исполняешь, тем больше шансов на повтор. Нужно делать то, что хочется, — вот и вся подготовка; тогда на вступительном экзамене сделаешь еще больше того, что хочется. В следующий раз Диксон не стушуется перед Мики, будет развязнее с Аткинсоном, вытрясет из Кейтона сроки выхода статьи. Он осторожно придвинулся к Кристине.

Ни с того ни с сего таксист опустил перегородку и испросил дальнейших указаний, тут же выданных Диксоном. Вскоре машина остановилась у подъездной дорожки к дому Уэлчей. Кристина открыла глаза, выждала секунду и спросила:

— Вы идете? Проводите меня, пожалуйста, до дверей, а то я не представляю, как войти. Кажется, у них прислуга живет отдельно.

— Да-да, конечно, — оживился Диксон. Коротко переговорил с таксистом на тему, что отказывается говорить об оплате, пока его не доставят к нему домой, и вышел в темноту. Кристина оперлась на его локоть, как на посох.

— Давайте сначала проверим окна, — предложил Диксон, обозрев темный дом. — Незачем афишировать наш приезд — вдруг Уэлчи уже вернулись. Наверняка вернулись — они не любят допоздна развлекаться.

— Разве им не надо будет подождать Бертрана — все-таки они на машине?

— Может, они на такси. В любом случае я нарываться не хочу.

Они прокрались во двор, налево от дома. В темноте какая-то штуковина ловко саданула по голени, Диксон шепотом выругался. Кристина хихикнула, явно прижимая ладони ко рту. За несколько минут глаза успели привыкнуть к темноте; Диксон задействовал и пальцы и идентифицировал штуковину как водопроводный кран в фанерном коробе, расколотом и расшатанном либо только что, либо неумелой парковкой. Диксон промурлыкал пару тактов песенки про Уэлча и сказал Кристине:

— Порядок. Вон у них французское окно. Попробуем — может, открыто.

На цыпочках, оглушительно шурша прошлогодними листьями, Диксон прокладывал путь. Так и знал: даже шпингалеты не задвинуты. Диксон заколебался — старшие Уэлчи небось уже дома, и возможно ли, чтоб Уэлч не имел какого-нибудь имбецильского хобби вроде высматривания зеленых человечков или медитаций по системе йогов — одним словом, требующего сидения в темной комнате? С ужасом вообразил масштабы и продолжительность гримасы святого недоумения при виде Диксона и Кристины, бесшумно материализующихся из мрака.

— Открыто? — в самое ухо спросила Кристина. Шепот у нее был совсем девчачий — проявились «телефонные» характеристики.

— Вроде да.

— Тогда чего мы стоим?

— Сейчас. Ага, вот оно. — Диксон чуть надавил на раму, отодвинул портьеру и шагнул в комнату. Остальные портьеры были плотно задернуты, комната напоминала герметично закрытый резервуар. Диксон вытянул руки и пошел, и шел до тех пор, пока неопознанный предмет не добавил ему по ушибленной голени. Необъяснимым образом Кристина и Диксон повели себя как при первом ударе. Диксон двигался по стенке, наконец нащупал выключатель.

— Я включу свет? Вы не против?

— Не против.

— Секунду.

Диксон щелкнул выключателем и инстинктивно отвернулся. Комнату залил свет. Отворот буквально бросил Диксона к Кристине. Они смотрели друг на друга, улыбаясь и моргая; их лица были на одном уровне. Ее улыбка уступила место смущению. Глаза сузились, губы шевельнулись; она повела плечами. Диксон отступил на шаг, а потом очень медленно, чтобы Кристина успела, если пожелает, тоже отступить, обнял ее. Она дышала как-то в себя, без выдохов, и выдохнула, только когда он сомкнул объятие. Несколько секунд он целовал ее, не прижимая к себе; губы у нее были сухие, скорее твердые, нежели податливые, и очень теплые. Наконец она сделала шаг назад. При ярком свете она казалась почти призрачной, помещенной в комнату посредством фотомонтажа. А Диксон словно бежал со всех ног к автобусу, у цели же едва не был сбит машиной. Он только и сумел выдавить: «Мне очень понравилось» — да и то с какой-то явной наигранностью.

— Приятно слышать.

— Ради этого стоило слинять с бала.

— Да. — Она отвернулась. — О, нам повезло. Интересно, кто здесь такой заботливый.

На круглом столике стоял поднос с чашками, оплетенной бутылью и печеньем. Диксона начинало покачивать и потряхивать; при виде подноса он ожил. Теперь можно пробыть с Кристиной еще минимум четверть часа.

— Кто бы это ни был, спасибо ему.

Через минуту они уже сидели рядышком на кушетке.

— Лучше пей из моей чашки, — сказала Кристина. — Незачем им знать, что ты тут был. — Она налила кофе, отпила чуть-чуть и передала чашку Диксону.

Этот жест Диксон расценил как особую форму близости, венчающую вечер, даже как некий ритуал. Ему вспомнилась греческая — а может, латинская — цитата на тему, что даже Бог не в силах аннулировать исторический факт. Славно было считать цитату относящейся и к историческому факту питья из ее чашки. Он протянул ей тарелку с печеньем, и она взяла две печенки, чем навела Диксона на мысль о Маргарет. Маргарет ни за что не стала бы есть в «такой момент» — куда как легкий способ продемонстрировать, что выходишь из ряда вон, — и с этой же целью всегда пила черный кофе. Зачем? Ее что же, в сон клонило все время? Вроде нет. Диксон обнаружил, что думает о Маргарет без страха; ощущение ему понравилось — он почти обещал себе послать Гор-Эркарту коробку «Балканского собрания» (двадцать пять штук, смесь — «русская императорская») за непреднамеренное отвлечение Маргарет, в результате которого удался план с такси. Затем оставил эти фантазии, опознав в них желание бежать мысли о продолжении с Кристиной, о необходимости выжать максимум из своего преимущества — если, конечно, он хочет удержать позиции. Они сидели так по-домашнему, уютненько, а сердце между тем у Диксона прыгало. В то же время брезжила надежда, и все устойчивее: да, у него нет карты этих вод, однако многократно подтверждено: именно тот, кто плавает без карты, обычно дальше всех и заплывает.

— Ты мне ужасно нравишься, — сказал Диксон.

В ее ответе и теперь слышался хруст крахмального воротничка: