Он – Форс - Вероника Мелан

Длинный гудок, длинный гудок, нет ответа.

Черт!

Кто может вычислить адрес по номеру телефона?

– Скажи, она у тебя не живет?

От второго звонка Итан взревел, как ишак.

– Ты же сказала, что ничего личного?!

– Да ничего личного! Ее второй номер не отвечает.

– Не живет! Мы не съезжались!

Я нажала отбой до того, как он первым бросил трубку.

*

– Пап, мне нужна твоя помощь.

– Вилора, я сейчас на совещании…

У меня три секунды до того, как он отключится.

– Не клади трубку, это важно! – Отец ненавидел, когда его отрывали от работы, тем более от бесконечных переговоров. Он считал это крайне невежливым – брать трубку на заседаниях. – Если сейчас… нажмешь отбой… Послушай, вопрос жизни и смерти.

Наверное, та самая истеричная беспомощность проступила в моем голосе. Я слышала, как батя покинул кабинет совещаний, как вышел в коридор.

– Что у тебя случилось?

– Найди мне адрес человека по номеру телефона. У тебя ведь есть люди, есть связи.

– И из-за этого…

– Ты не понимаешь. Просто поверь хоть раз… на слово.

Тишина.

– Это не совсем законно, ты знаешь.

– Мне действительно надо.

Мне не нужно было его видеть, чтобы знать ту морщину, которая возникла сейчас промеж его бровей.

А следом голос сдавленный, будто отцу хотелось прочистить горло перед вопросом, но он этого не сделал: – Это… тот мужчина?

«С которым ты была ночью, когда взорвалась машина Генри».

– Нет! – заорала я, как на пожаре. – Это номер девушки по имени Алия Крудич, ты увидишь сам, проверишь… Очень срочно. Очень. Я пришлю смс.

– Присылай. Передам… нужному человеку после совещания.

– Сейчас.

– После!

И эту сталь в голосе было уже ничем не перебороть.

Что ж, хоть так.

*

(Halsey feat. Quavo – Lie)

Постепенно смеркалось.

Уже полтора часа я торчала во дворе перед старой пятиэтажкой на Химичах – старым домом с облупившейся штукатуркой и железными дверьми, со сломанными домофонами на подъездах. Алия на мои двенадцать звонков в дверь не открыла, отсутствовала. И я не могла пропустить ее приход, не должна была – не имела теперь возможности ни сбегать до киоска за водой, ни пописать где-либо. Если она придет и уйдет, а меня не будет…

«Почему не позвонила сама?»

Круговорот нелогичности происходящего засасывал меня, как черная воронка. Ни передохнуть, ни выдохнуть, ни справиться со своими эмоциями. Вихрь из чувств внутри набирал обороты, я казалась себе оторванным листом, бешено вращающимся по спирали.

Мы должны поговорить. Мои сутки на исходе, петля на шее все туже.

Входили и выходили из других подъездов незнакомые люди – кто-то шел домой, кто-то из дому. Прогуливалась перед домом мамаша с коляской. Здесь даже не было игровых площадок. Зажигалось все больше окон; для большинства заканчивался рабочий день – все возвращались на диваны, кухни, к телевизорам.

Позавчера все было просто и понятно, сегодня я бродила по осколкам иллюзий.

Если бы сейчас позвонил Форс… Что бы я сказала ему? Уцепиться бы за чью-нибудь руку, выкроить себе пару часов спокойствия, забытья, поспать бы. Без шансов.

«Где ты бродишь, шантажистка?»

Окно на втором этаже оставалось темным, безжизненным.

Когда стемнело, когда до истечения моих «суток» осталось пятнадцать минут, гонимая паникой, я отправилась к ее подъезду еще раз. Зачем? Не знаю. Иногда люди, чья логика отказывает, начинают полагаться на интуицию. Или же на неадекватность. Я, наверное, надеялась, что все-таки пропустила ее приход, или на то, что она, выпив накануне, слишком крепко спала.

«Алия, по религиозным соображениям, ни капли в рот не брала», – напомнил мне внутренний голос. Я посоветовала ему заткнуться.

На второй этаж пешком, в тесных подъездах отсутствовали лифты. Лампочки на площадках тоже.

В дверь я звонила, напряженная до мегавольта. Один раз, второй, третий, будто от крепости моего нажатия зависела громкость трели. Из квартиры ни звука.

– Черт! – хотелось материться, и со злости я дернула за дверную ручку – хотела выместить ярость, наверное. Но та вдруг поддалась.

Дверь в квартиру открылась.

Тот факт, что она мертва, я поняла спинным мозгом. Без касаний лежащего на кровати тела. И почти уже выскочила обратно за дверь, желая свежего воздуха, желая справиться с тошнотой, желая оказаться отсюда как можно дальше. Следы от чужих пальцев на шее – Алию жестоко душили. Возможно, еще утром.

Почти неспособная ни дышать, ни соображать, я принялась озираться вокруг. На полу чулки, на столе косметика, пустая коробка из-под пиццы. Сумка на стуле… Конверты с фотографиями оказались на месте, я достала их рывком, будто вырвала пальцами чужие гланды – оба конверта. Снимки Девенторов, наш с Форсом. Запихнула их во внутренний карман куртки, кое-как совладала с очередным приступом тошноты.

«Надо бы поискать носитель с оригиналами – флешку или диск», но я понимала, что не смогу, не сумею. Ее телефона, на который я сегодня звонила раз сто, не было поблизости, и это было чертовски плохо, это было дерьмово. Его, возможно, унес с собой убийца.

Обратно на площадку я вывалилась, как из газовой камеры. Вниз по лестнице рванула, не помня себя от ужаса, тошноты, от полного сумбура.

Мои отпечатки… Наверняка я осталась на установленных по периметру двора камерах – кто угодно теперь подтвердит, что я ждала ее, очень жаждала встречи. Носитель с оригиналами не найден – болото под моими ногами углубилось на несколько метров.

Снимки я жгла в подворотне, как бомж.

На меня косился сидящий по соседству с мусорными мешками бездомный. Мешал капюшон, постоянно спадал на глаза; дымом теперь пропахнет куртка.

Слишком много ошибок совершено – они догонят меня, если у Алии отыщется друг, который наймет сыскарей.

Город в моей голове кружил по спирали – мостовые, машины, клаксоны. Меня уволакивало в черную дыру, и я отчаянно старалась не думать, чтобы не сползать в персональный ад.

Спустя полчаса остановила велосипед на мосту, поняла, что выдохлась. Оперлась пальцами на холодные перила, долго дышала, смотрела на укрытую блестками огней реку. После поняла, что бесшумно реву с искривившимся лицом, как сошедшая с рельсов истеричка.

(OTTA-Orchestra – Ghosts in the Theater)