Серая мать - Анна Константиновна Одинцова

отмирают.

Алла Егоровна поймала себя на том, что зачем-то расчесывает щеку: проводит ногтями по коже снова и снова, каждый раз все глубже. Зябко дернув плечами, она прикоснулась к щеке тыльной стороной ладони. Горячая. Наверняка и следы остались.

Теперь-то какая разница? Поздно молодиться! Лучше б для мозгов чего-нибудь попила.

– Да что же это… – прошептала Алла Егоровна, отложив тряпку и массируя пальцами виски. – Что за глупость лезет… Наваждение какое-то…

Она шагнула в сторону, намереваясь присесть на диван, и задела ногой валяющиеся на полу книги.

Почему они вообще здесь лежат? И все остальное тоже? Откуда взялся этот чудовищный беспорядок?

Алла Егоровна не смогла вспомнить. Такое просто невозможно было забыть, но она не помнила. От осознания внезапного провала в памяти закружилась голова.

А ты что думала? Так оно и бывает. Состарилась, бабонька. Уже и интернат не за горами.

– Нет-нет-нет… Да что же это… – Алла Егоровна схватилась за шкаф, чтобы не упасть, и отчаянно замотала головой. – Просто нехорошо что-то…

Она снова поскребла щеку, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. В голове прояснялось.

– У нас ведь тут… ситуация, – окрепшим голосом пояснила Алла Егоровна самой себе. – Чрезвычайная. Вот и…

Не закончив фразу, она наклонилась и принялась подбирать с пола книги. Прямоугольные и тяжелые, они вставали на полку одна к одной, похожие на сплюснутые кирпичи. Даже детективы Агаты Кристи, зачитанные до дыр и обычно едва не разваливающиеся в руках, сейчас казались новенькими, ни разу не открытыми. Взяв в руки очередной томик, Алла Егоровна действительно не смогла его открыть. Ковырнула край обложки ногтем. Потрясла за угол. Бесполезно. Как будто это была не книга, а муляж. Но никаких муляжей у нее дома отродясь не было!

Заинтригованная, Алла Егоровна присмотрелась к обложке. Цвета вроде знакомые, но надпись… Как она ни старалась, но ни заглавия, ни имени автора прочесть не смогла. И дело было не в зрении. Просто странные закорючки на обложке никак не желали складываться во что-то осмысленное. Они и на буквы-то, кажется, не походили.

Вот оно, слабоумие. Старческое. Допрыгалась, бабонька.

Просипев что-то невнятное, Алла Егоровна выронила книгу и опустилась на пол. Ослабшие ноги больше не держали.

Вот тебе и маникюр с макияжем. И что толку, если скоро сама зад подтереть не сможешь?

– Неправда, неправда… – шептала Алла Егоровна, расчесывая щеки обеими руками. – Просто нехорошо стало… Просто ситуация… чрезвычайная…

А это верно.

Чрезвычайная ситуация, химия-радиация.

Всем сидеть, никому не выходить.

– Никому не выходить… Из дома, значит… Это верно, это верно…

Алла Егоровна прижала ладони к горящим щекам и снова принялась глубоко дышать.

Чрезвычайная ситуация, – повторял над ухом чей-то голос. Чей, интересно? Телевизор ведь не работал.

– Радио. Это радио, – огласила свою догадку Алла Егоровна. – По радио всегда объявляют, если что-то происходит! Вить, слышишь? Радио заработало!

Из спальни, куда уже давно ушел муж, в ответ не донеслось ни звука. Наверное, задремал, решила Алла Егоровна.

– Радио заработало, – повторила она самой себе. – Значит, нас спасут!

Приободрившись, она огляделась вокруг. На глаза попалась коробка, торчащая из открытой тумбы. На четвереньках Алла Егоровна подползла к ней и заглянула внутрь, а потом заулыбалась.

Вытащив из коробки лакированные туфли-лодочки – «театральные», потому что только в театр она в них и ходила, – Алла Егоровна все с той же благодушной улыбкой надела их.

В конце концов, она ведь не какая-нибудь дряхлая старуха, чтобы шаркать по дому в тапках!

9

– Алла, да ты что! У нас воды нет, а ты?!

– Вода есть, есть вода!

Голоса звучали из-за неплотно прикрытой двери Хлопочкиных. Кричал Виктор Иванович, Толенька жарко перебивал. Аллы Егоровны не было слышно. Олеся и Семен переглянулись. Они собирались расспросить новоявленного соседа у него в квартире, наедине, но, похоже, опоздали.

Семен пожал плечами – ничего не поделаешь! – и, коротко постучавшись, вошел к Хлопочкиным. Олеся последовала за ним.

– Тут воды больше нет, – Толенька, стоявший посреди просторной прихожей, тыкал вытянутой рукой в направлении ванной. – Была, да больше нет, а снаружи – есть. Там все есть! Толенька все покажет, если надо. Днем наружу можно, днем можно!

Раскрасневшийся Хлопочкин стоял на пороге гостиной и слушал его, сложив руки на груди и сдвинув брови. В комнате за его спиной Алла Егоровна самозабвенно разглаживала покрывало на диване, стремясь убрать все лишние складочки. Остальные вещи, потревоженные слепым чудищем, уже были разложены по своим местам. На краю журнального столика стояло маленькое ведерко с мутной водой. Через край была перекинута аккуратно сложенная влажная тряпочка, тоже посеревшая от грязи.

– К соседям решил заглянуть, – моментально переключился Толенька, увидев вошедших. – Проведать соседей, помочь… Толенька может помочь! Толенька может отвести к воде!

– А где она? – спросила Олеся. – Вода?

– Тут недалеко, недолго идти! – теперь Толенька махал рукой в другую сторону. Выпученные глаза с юрким взглядом возбужденно блестели.

– И как мы туда попадем? – с сомнением поинтересовался Семен. – На лифте, из которого выползают чудовища?

– На лифте, на лифте! – закивал Толенька. – Днем нюхачи не придут. Спят.

«Нюхачи? Спят?»

Толенька говорил о них во множественном числе, тогда как Олесе не хотелось вспоминать даже о том единственном монстре, которого они видели.

– Их там что, много? – уточнила она.

– Есть сколько-то, – буднично отвечал Толенька. – У них свое логово, там спят. Днем не выходят – кожа боится дневного света. Днем спят. Можно спокойно ходить, никто не тронет.

– Откуда нам знать, что это правда? – начал было Семен прежним недоверчивым тоном, но Олеся перебила его:

– А еда? Что вы едите?

– Грибы, мясо, земляные яблоки… Еда есть, Толенька покажет!

Его взгляд сновал туда-сюда, как у собаки, ждущей, кто же из хозяев первым даст лакомство. Радостное возбуждение Толеньки никак не вязалось у Олеси с этим тихим, мертвым местом. Чему можно здесь радоваться?

«Может, он все-таки… не в себе?»

Олеся глянула на Семена, потом на Хлопочкина. Виктор Иванович обернулся и посмотрел на жену. Алла Егоровна продолжала наводить порядок в гостиной и, кажется, вообще не слушала их разговор.

– Без воды пропадем, – произнес Хлопочкин, повернувшись обратно. – И без еды тоже. В холодильнике одна плесень. Консервы целы, но… – Он окинул взглядом соседей. – У вас есть консервы?

– Одна банка была, – отозвался Семен. – Только что съели.

– Вот. Мы с женой, вы с Олесей, соседка та… Надолго не хватит.

Повисло молчание.

– Пойдемте, пойдемте! – поторопил их Толенька. – Пока день на дворе!

– Выходит, надо идти, – еще раз переглянувшись с остальными, заключил Хлопочкин.

– Надо-надо, пойдемте! – снова подхватил Толенька. – Посуду берите под воду, сумки можно тоже, вдруг грибы! После снега грибы