Няня для дочки миллионера - Анастасия Соловьева

разочарование растекается по венам. Мне хотелось верить, что Громов будет выше всего этого. Примет Ксюшу любой. А ему важно кровное родство.

Глава 18

Утром я впервые за полторы недели работы няней не хочу вставать с постели. Надо притворяться весёлой и непринуждённой, когда на душе кошки скребут.

Владимир решил сделать тест на отцовство. Окей, он имеет на это полное право. Но что будет, если Ксюша действительно окажется не его дочерью? Он станет её меньше любить? Резко прекратит быть её отцом? Отдаст малышку психически неуравновешенной Каролине? Если нет — то в чём смысл этого теста? Если же ответ на все мои вопросы положительный, тогда я считала Громова лучше, чем он есть на самом деле.

Владимир в любом случае отец Ксюши. Родитель — это ведь не тот, кто в зачатии участвовал, а тот, кто любил, воспитывал и заботился о ребёнке. Меня удивляют истории, в которых большое внимание уделяется кровному родству. Не так давно на эту тему высказывалась моя мама. Она считает, что приёмных детей невозможно любить. Мне было тяжело это слышать. Из-за своего бесплодия я всё чаще задумываюсь об усыновлении.

Конечно, прямо сейчас в детский дом я бежать не намерена. Для начала нужно пройти ещё одно полное обследование, возможно, в нескольких клиниках, чтобы подтвердить диагноз. Затем устроиться на хорошую работу, встретить человека, которого я смогу полюбить и который примет меня со всеми недостатками. И лишь потом думать о приёмном ребёнке.

У Владимира есть дочь, которая его обожает, а он ей врёт, чтобы взять образец ДНК. Бр-р-р, не хочу даже вспоминать об этом!

На кухне уже трудится Елена Леонидовна. Сажусь за огромный стол, упираюсь в него локтями и смотрю куда-то перед собой.

— Доброе утро, — выдавливаю из себя.

— По твоему виду не скажешь, что оно доброе.

— Да так, — машу рукой. — Не с той ноги встала, наверное.

— Конечно, — недоверчиво произносит Елена Леонидовна. Её лицо преображается, на губах появляется улыбка: — Доброе утро, Владимир.

Я в таком убитом состоянии нахожусь, что даже здороваться с Громовым не хочу. Злюсь на него, только сама не знаю, за что. Он ничего ужасного не сделал, его поступок можно принять и оправдать. Странно, что меня это так задело.

Молчу. Не поднимаю голову, тупо разглядываю чашку с налитым кофе.

— Доброе утро, Виктория, — говорит Владимир.

— И вам, — бормочу я.

— Ксюше пора вставать.

— Угу. Сейчас кофе допью и пойду её будить.

— Елена Леонидовна, оставьте нас, — командует Громов.

Когда шаги стихают, я перестаю вредничать и вскидываю голову. Смотрю Владимиру прямо в глаза. От его цепкого взгляда холодеют ступни, но я виду не подаю, что мне неприятен наш зрительный контакт. Это похоже на битву двух противоположностей. Я проявляю все эмоции, уверена, в моих глазах можно прочесть то, что у меня творится на душе. Владимир же предельно спокоен. В его темных омутах всё та же глухая тишина, что и вчера.

— Вы что-то хотели, Владимир Романович?

— Я должен знать, что Ксюша мне родная, — чеканит Громов.

— Окей. Ваше право.

— Ты бы смогла жить, не зная, своего ты ребёнка воспитываешь или чужого?

— Да, — не задумываясь, отвечаю я.

— В тебе говорит максимализм.

— Нет. Если у меня есть ребёнок и я очень сильно его люблю, воспитываю уже несколько лет и жизни без него не представляю, то, конечно же, он — мой. И тест ДНК ничего не изменит.

— Мне твоя позиция не близка.

— Ваше право, — снова повторяю я.

Мой голос ровный и спокойный, а сердце бьётся так быстро, что, боюсь, оно вот-вот из груди выскочит. Я поднимаюсь, беру чашку кофе и выливаю напиток в раковину. Делаю всё, чтобы не смотреть на Владимира. Пусть уйдёт уже на работу!

Слышу звук отодвигаемого стула. Мужские шаги. Давящая энергетика и терпкий хвойный аромат. Чувствую, что Владимир совсем близко. Мы почти касаемся друг друга. Его дыхание в моих волосах, его рука на столешнице, рядом с моей ладонью.

До боли кусаю губы. Жмурюсь, перед закрытыми глазами расплываются цветные круги. Я слишком слабая наедине с Громовым. Не могу себя контролировать. Сдаюсь.

Он упирается лбом в моё плечо, тяжело дышит. Его ладонь накрывает мою. Мучительное удовольствие концентрируется в груди, в солнечном сплетении тугой узел закручивается, и сделать глубокий вдох — сродни испытанию. Владимир ничего больше не делает, но для меня эта близость значимее и важнее всего, что было до этого.

Он словно признал своё поражение. Не напал с поцелуями, не подавил своей силой, хотя, конечно же, мог. Владимир проводит носом по моей шее, касается волос. Наши пальцы переплетаются. Я откидываю голову ему на плечо. Он крепко обнимает меня за талию, вжимает в своё твёрдое тело. Я всхлипываю.

— Когда будут результаты теста? — намеренно разрушаю очарование этого момента. Громов сейчас уязвим, вдруг я смогу до него достучаться? Надо попробовать. А близость, поцелуи — это всё подождёт. Он ведь на работу спешит, а мне Ксюшу будить надо.

— Сегодня вечером, — хрипло отвечает Владимир. Убирает руку с моей талии, вздыхает.

— Быстро так.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— За деньги можно всё ускорить.

— Наверное… Вы можете просто не смотреть результаты. Забыть обо всём этом.

— А потом всю жизнь задаваться вопросом, правильно ли я поступил?

Владимир отходит от меня. Опираюсь руками о столешницу, перевожу дыхание. Голова кружится, но в целом я мыслю вполне здраво.

— Что изменит этот тест? Вы любите Ксюшу, она любит вас. Это самое главное. А кровное родство — ну что в нём такого важного? Мой племянник, например, обожает своего папу, а тому плевать на собственного сына, хотя он биологический отец. Или на Каролину взгляните: она — родная мать, но разве