Прокурор для Лютого - Федор Бутырский

В небольшом, прокуренном помещении с единственным зарешеченным окном и невыразительной казенной мебелью сидели двое, оба были в штатском, но по коротким стрижкам, специфическому выражению лиц и особенно — по казенному блеску пуговичных глаз многоопытный блатной сразу же распознал в них ментов. Первый — высокий, с острым, костистым лицом свежемороженой скумбрии, был, видимо, старшим по званию; второй — маленький, с круглым лицом и усиками, делавшими его неуловимо похожим на помойного кота, при появлении задержанного сразу же маслено заулыбался, как старому знакомому.

— Присаживайтесь, — произнес он, кивнув на свободный стул.

Вареник осторожно опустился на стул — он ничего не говорил, не спрашивал, прекрасно понимая, что в его положении лучше молчать. Надо будет — сами начнут. Для того и привели.

Менты пока выжидательно молчали — наверняка, это были люди многоопытные, видавшие за свою жизнь и не таких, как этот жулик.

Пауза затянулась до неприличия — первыми не выдержали оперативники.

— Ну, вы ничего не хотите у нас спросить? — поинтересовался костистый.

— Жду, пока вы сами скажете, — равнодушно отвечал задержанный.

— Удивительно, — похожий на кота милиционер закурил и, предложив сигареты жулику (тот, естественно, отказался), продолжил: — человека забирают с его лестничной площадки после драки, в которой он, к тому же, несомненно был пострадавшим… Кстати, а вы знаете, кто это был? Кто на вас напал?

— Это о тех, которых ваши у джипа завалили? — безо всякого выражения спросил Вареник.

— Да.

— Понятия не имею.

— И почему завалили — тоже? — оперативник подался всем корпусом вперед.

— Вам видней, — хмыкнул блатной подчеркнуто-уклончиво. — Завалили, значит, вам эти люди не нравились.

— А когда среди бела дня людей убивают прямо на улице, а вас самих безо всяких объяснений привозят сюда, в следственный изолятор, — неужели это тоже не удивляет?

Жулик промолчал — в вопросе чувствовался явный подвох.

— Тогда я внесу некоторую ясность, — костистый закинул ногу за ногу. — Люди, приехавшие за вами на джипе, принадлежали к устойчивой организованной преступной группировке небезызвестного вам Ивана Сухарева, более известного в специфических кругах под прозвищем или, как вы любите говорить, погонялом Сухой. И если бы не наши люди…

— Из вашей преступной группировки? — арестант сознательно сделал ударение на слове «вашей». — Как это теперь называется? «Менты за беспредельный передел», что ли?

Человек с костистым лицом сделал вид, что не заметил сарказма и продолжил спокойно:

— …сидели бы вы, дорогой гражданин, в сыром подвале, и отрезали бы от вас тупой ножовкой по сантиметру в день… Так что считайте, что мы вас спасли.

— Ну, если вы довели страну до того, что единственное спасение от беспредела — тюрьма, то спасибо, — Вареник пристально посмотрел в мусорские глаза. — А постановление о мере пресечения у вас имеется? И вообще, по какой статье меня закрыли?

У оперов нашлось все — и постановление о взятии под стражу, подписанное районным прокурором, и, естественно, статья — восемьдесят восьмая УК РФ.

— Так, все понятно, — казалось, прожженного блатного было трудно чем-нибудь удивить. — «Две восьмерки»? Какая часть? Ах, вторая? Замечательно: сейчас кухонный нож или заточку мне подбросите и все такое. Беспределом занимаетесь, гражданин начальник. Шьем дело из материала заказчика — да?

— Да, у вас нет выбора, — снисходительно продолжал опер, довольный понятливостью собеседника, — на вольняшке-то вас люди Сухого на части разорвут. Но если мы сумеем договориться…

С этими словами он открыл выдвижной ящик письменного стола и извлек оттуда самодельный кастет.

— Вам знаком этот предмет?

— Нет, — спокойно ответил допрашиваемый.

— Ну и зря. Это нашли у вас при первом обыске. Отпечатки пальцев сняты и запротоколированы, — буднично объявил оперуполномоченный. — Так что пятилеточка вам, как особо опасному рецидивисту, обеспечена.

Вареник молчал — все складывалось далеко не так, как он рассчитывал. Налицо — типичный мусорской беспредел. Но ведь даже самые беспредельные мусора просто так, за здорово живешь, наезжать не будут. Значит, ему хотят что-то предложить. Что? Наверняка скурвиться, ссучиться. А то для чего же разыгрывать эту дешевую комедию?!

— Так, гражданин начальник, сукой я не был и не буду. А ты мне волну не гони. Лучше я по вашему беспределу еще один груз взвалю, но на своих сту… — он не успел договорить — котообразный перебил его:

— Вы еще не знаете, чего мы хотим, а поднимаете кипеш. Мы не просим никого сдавать, никого закладывать. Нам надо установить место нахождения одного человека.

— Кого же? — Вареник напряженно вытянул шею.

— Алексея Николаевича Найденко, более известного как Коттон, так называемого вора в законе, — при упоминании о пахане его порученец даже бровью не повел. — Только не утверждайте, будто бы этот человек вам не знаком, — поспешно завершил говоривший.

— Впервые слышу, — глаза жулика словно непроницаемой пленкой подернулись.

— Ну как же, как же… Вместе сидели, даже в одном отряде были, — ласково напомнил похожий на кота милиционер.

— Я много с кем сидел, — спокойно парировал Вареник. — И это не значит, что должен всех помнить?

— Да ладно тебе, давай, колись, да я сержанта за водкой на угол пошлю, и на лучшую хату определю, — неожиданно панибратски предложил ментяра выгодную, как ему показалось, сделку. — Пахан твой ведь не в федеральном розыске… Никто его закрывать не собирается. Просто перетереть с ним надо.

— Вот и три… Если найдешь такого, — сверкнул глазами блатной.

— Смотрите, чтобы хуже не было, — насупился костистый, — вы в нашей власти, вы — особо опасный рецидивист, и если…

— А ты на понт меня не бери, не бери, — нервно перебил задержанный, — не такие брали… Хочешь на меня груз навесить — вешай, хрен с тобой… А сукой я не был и не буду никогда.

Костистый и котообразный обменялись многозначительными взглядами — к удивлению Вареника, беседа оборвалась на полуслове и спустя несколько минут его вывели из кабинета…

Согласно популярной татуировке-аббревиатуре, ТУЗ — «тюрьма учит закону». Вареник знал эти законы отлично — многочисленные тюремные университеты не прошли для него даром. «Вор должен сидеть в тюрьме», — с этой крылатой фразой Глеба Жеглова целиком и полностью солидарны все или почти все уголовники «босяцкой» формации. Есть другая татуировка, не менее популярная в блатном мире — «Не забуду мать родную», где под «матерью» подразумевается прежде всего казенный, хорошо охраняемый, дом без архитектурных излишеств. И уж если «командировка» в материнские объятия третья, то бояться нечего. Да и не фуцин[6] он позорный, а человек.