Торпеда для фюрера - Вячеслав Демченко

…Широко расставив ноги, Войткевич палил в чёрный приземистый задок эмки, вихляющий в клубах пыли по направлению к въездным воротам. Злодейская эмка, не оставаясь в долгу, отвечала беспрерывным, но явно для острастки, тявканьем вальтера. «В белый свет как в копейку». Саша даже не задумался: пригнуться ли? Оглянулся с гримасой досады.

По-штабному отутюженный верзила — старший матрос, не то денщик, не то адъютант каперанга Задоева, сконфуженно скулил на ступенях дирекции, утирая локтем разбитые «вареники с вишней» и шаря, как заведённый, по расстегнутой кобуре реквизированного «ТТ». А вот и «подопечный» разведчиков Бреннер, и подозреваемый каперанг, надо понимать, с грохотом проломили дощатые ворота базы…

— Что ты?! — в сердцах выматерился на Войткевича Новик.

— А что вы хотите?! — мимоходом огрызнулся тот, заталкивая в рукоятку «ТТ» новую обойму. — Что я, Цербер о трёх головах? Пока я этих на мушке держал, меня сзади водитель приласкал, куда он уходил, и мама его не знает. Стой! — Яша бросился наперерез полуторке, вырулившей из-за угла одного из цеховых пакгаузов.

— Ты что?! Что, Яков Осипович? — ошалело уставился пожилой водитель на пистолет в руке мирного «банщика», вскочившего на подножку «фанерного форда». — Тебе что, директор машину не даёт? Так ты скажи по-людски, захватим твоё бельишко, или что там, — молитвенно забормотал он, невольно пятясь на дерматиновом сиденье.

— О чём вы думаете, Кузьмич, бельишко… — прорычал лейтенант Войткевич, плюхнувшись за баранку. — Вали отсюда «Дранг нах…» Потом ещё целоваться полезешь усатой своей… Давай! Шевели ботами!..

Это уже относилось к Новику, догонявшему полуторку, которая не то что не остановилась во время их мгновенного препирательства, но даже с жалобно-возмущённым воем взрыла дорожную пыль, резко набрав обороты. Саша, перевалившись через задний борт, загремел засаленными солидолом стальными бочками.

Начальник караула в опрокинутых воротах базы не знал, что ответить на немой вопрос часового, всё ещё поднимавшего и опускавшего видавшую дореволюционные виды трехлинейку.

— А я знаю?! — в конце концов, махнул он рукой в ответ на растерянный взгляд часового.

Обе машины находились на охраняемой территории на вполне законных основаниях, с предъявлением пропуска, путевого листа и примелькавшейся морды. А вот какого лешего они вылетели с неё, как подпаленные? Свалив и без того хлипкие ворота, да ещё паля друг по дружке так, что даже над часовым, вон, зажелтели на трухлявой доске свежие сколы?

— Звони в штаб… — сплюнул начкар, предчувствуя, что при любых раскладах «повесят дворника», — дворников, стрелочников и прочих козлов отпущения у нас много.

Керчь. Лето 1943 г. 1‑я Митридатская ул.

— Не примите близко к сердцу, герр гауптштурмфюрер… — надвинул глубже на глаза глянцевый козырёк фуражки капитан-лейтенант — солнце, застрявшее над бухтой как приколоченное, нестерпимо резало глаза. — Но мне иногда кажется: не отвлекаем ли мы вас от более серьёзных дел в вашем армейском «абвершелле»?

— То есть, вы уже сомневаетесь в целесообразности моего привлечения к вашей операции? — без обиняков уточнил Карл-Йозеф, иронически щурясь.

— Ну, не так прямолинейно…

— Бросьте деликатничать, Мартин… — фыркнул начальник абверкоманды[29]при контрразведке 11‑й армии. — Вы меня мало огорчаете и ещё меньше отвлекаете от моих прямых обязанностей…

— То есть?.. — удивленно запнулся капитан-лейтенант.

Трость гауптштурмфюрера также остановила свой легкомысленный счёт булыжников на 1-й Митридатской.

Никакого гражданского населения в городе, бывшем ключевым звеном обороны, как Красной армии, так и вермахта (и не в последний раз), не осталось. Поэтому из охраны один только фельдфебель «Geheimefeldpolizei» скучал позади офицеров морского и «заморского» абвера, когда завзятый театрал предложил взглянуть на места действия бессмертной трагедии Ж. Расина «Митридат». Впрочем, капитан-лейтенанта больше умиляла не столько сама одноименная гора, на которой располагалась во времена оные столица царя, донимавшего великий Рим с упорством, не меньшим Ганнибалова. Не столько её археологические руины, — видал он и краше, в тех же Афинах, — сколько панорама бухты. Одной из тех, что со времён своего геологического рождения обречена была быть портом огромного значения. Не только военного, не только торгового, но и в конечном итоге исторического.

Правда, сейчас все три основных керченских порта, не считая мелких «ведомственных» и военного, для гидропланов, лежали внизу в руинах. Увы, несмотря на немецкий педантизм, так и не приняли они более-менее обжитой вид. Хоть катера, корабли и баржи принимались и отправлялись от их причалов, грузы складировались, а груды кирпичного и бетонного боя были убраны в сторонку древнейшим методом: «данке шён — битте шён[30]», — но людей для уборки, то бишь, военнопленных, всё равно не хватало…

— Кажется, здесь и проходил легендарный путь скандинавских ариев в гости к индийским родственникам? — опёрся о старинный парапет контрфорсной стены капитан-лейтенант.

Гауптштурмфюрер некоторое время мучительно морщил лоб, пытаясь сообразить арийскую транскрипцию общеизвестного: «из варяг в греки», и не удержался, чтобы не заметить достаточно ехидно, но вполголоса:

— Вообще-то это названия конечных пунктов довольно опасного пути, который проходили славяне , если, конечно, вы не имеете в виду Великий шёлковый путь, — на всякий случай добавил он.

— Его тоже проходили славяне? — недовольно переспросил Нойман.

— И все, кто ни попадя… — слабо утешил его арийский гонор Карл-Йозеф. — Вон там он и проходил… — ткнул он тростью в сторону заводского порта. — Сразу за молом.

Так и не поняв, издевается над ним этот чёртов культуртрегер от СС, или нет, Нойман вернулся к прежнему разговору:

— Я, конечно, рад, что «Марине Абвер» не отвлекает вас от деятельности «Абвер Аусланд», но…

— Но что именно я имею в виду? — опёрся двумя руками о слоновую кость рукояти трости Карл-Йозеф.

— Да, пожалуй, — подтвердил капитан-лейтенант.

— Прежде всего, ваша операция позволила мне убедить командование спустить с гор в Туапсе двух опытных диверсантов грузинского подразделения «Тамара» в помощь, так сказать, вашему агенту в штабе русского флота. А то сидят там, как горные козлы… — с заметным раздражением проворчал Бреннер. — Без всякого видимого толка и надежды всучить кому-нибудь свои «алюминиевые кинжалы» на случай восстания…

Бреннер не стал озвучивать мысль, что «…и без особой надежды на приход немцев, к которому это восстание рассчитывал приурочить «Абвер Аусланд»[31].