Расколотое небо - Светлана Талан

– Да где-нибудь примостимся. Да, Сонечка? – Маричка забрала ребенка.

– Нет, Маричка, не нужно. – В голосе Вари зазвенели грустные нотки. – Еще кто-нибудь донесет, что у Черножуковых батраки работают. Плохих людей хватает. Есть хорошие, а есть такие, что волком на нас смотрят.

– Ну хорошо, – согласилась Маричка. – Мы пойдем домой, а вечером еще наведаемся. Только не рано, а когда со скотом управимся. Хорошо?

– Договорились! – улыбнулась Варя.

Потихоньку Варя пошла по утоптанной тропинке через огороды. Действительно, было очень жарко, а земля под босыми ногами казалась раскаленной сковородкой. Варя дошла уже до густых зарослей сливняка, где темнел деревянный крест на могиле деда. Нужно немного отдохнуть, а то так нестерпимо ломит спину, будто кто-то палкой огрел. Она хотела присесть на траву возле могилы и вдруг услышала, как по ногам потекла теплая жидкость. Страх сковал Варю по рукам и ногам. Нужно быстрее возвращаться домой! Но внезапная нестерпимая боль пронизала все ее тело. Она дико закричала. Хотела бежать, но смогла сделать лишь шаг и сразу опустилась на траву. Сильные схватки начались так внезапно, что женщина испугалась.

– Мама! – закричала она изо всех сил. – Мамочка! Помогите!

Варя была на грани паники. Лежа на спине, она цеплялась руками за траву, пытаясь отдалиться от могилы, которая внезапно начала приводить ее в ужас. Варе удалось отползти лишь на несколько шагов. Между схватками она снова видела старый крест. Ей показалось, что он шелохнулся. Сейчас крест упадет на нее, а из могилы вылезет костлявая рука и схватит ее ребенка.

– Господи! – молилась Варя. – Спаси меня и сохрани!

Женщина перекрестилась. Показалось, крест уже не качался, но нечеловеческий страх ее не отпустил. Чтобы не смотреть на пугавший ее крест, Варя перевела взгляд вверх. На корявой сухой ветке сливы сидела ворона и с интересом смотрела на нее. Может, это дед вылез из могилы и обернулся птицей?

– Иди вон отсюда! – сказала Варя, махнув рукой, но ее голос был хриплым и тихим, и любопытная ворона не сдвинулась с места.

Нет, это не ворона! Варя могла поклясться, что у нее человеческие глаза. Страшные, черные, с красным отблеском. И это чудовище ждет, чтобы отобрать у нее младенца и выклевать ему глаза. Ужасное осознание неизбежности вынудило измученную потугами и болью роженицу сделать последнюю попытку. Варя собрала все свои силы, поднатужилась. Она не отдаст своего ребенка! Резкая боль, казалось, разорвала тело пополам, и вместе с ее криком послышался писк младенца.

– Не отдам, никому не отдам, – шептали потрескавшиеся губы.

Варя нащупала рядом серп, перерезала им пуповину. Зубами открыла бутылку, сделала глоток воды, потом обмыла ребенка. Мальчик! Улянида опять угадала. Она завернула младенца в платок, прижала к груди.

– Не отдам! – прошептала она, посмотрев вверх.

Вороны уже не было на ветке. Со страхом глянула на крест. На нем сидела ворона, раскачиваясь, будто на качели. Блеснула на Варю красными глазами и засмеялась человеческим голосом. Варя провалилась в темную бездну…

– Варя, доченька, открой глаза! – Она с трудом уловила слова матери, доносившиеся будто из воды. А может, это ворона разговаривает с ней материнским голосом?

– Да что же ты стоишь как болван! Вася, возьми ребенка! – Так это мать или проклятая ворона?

– Не дам! Никому не дам! – Варя обеими руками обхватила младенца.

Василий так и понес на руках Варю, которая прижимала к себе новорожденного. Дома ее уложили на кровать. Варя плотно завернулась в одеяло, прячась вместе с младенцем. Как ни уговаривала ее мать позволить забрать ребенка, чтобы хорошо обмыть и спеленать, – не дала. Смотрит перепуганными глазами и только одно твердит: «Не отдам! Никому не дам!» Так и пролежала до утра. И снова то же самое.

– Запрягай коня, поезжай за фельдшерицей, – плача, сказала мать Василию.

Варя попросила пить. Жадно выпила целую кружку молока.

– Не дам фельдшерице ребенка, – сказала она, кормя грудью младенца.

– Она только осмотрит тебя.

– Она заберет моего сына.

– Зачем?

– Потому что она – тоже ворона, – пояснила Варя.

– Господи! Что же делать? Она бредит! – опять заголосила мать.

– Успокойся! – приказал Павел Серафимович. – Варя, может, позвать Уляниду? – осторожно спросил он дочку.

– Да! Пусть ко мне придет Улянида. Я соскучилась по ней, – отозвалась Варя.

Две недели Улянида не отходила от кровати Вари. Днем она работала в колхозе, вечером шла домой, откуда приносила больной бутылки с настоями. Варя никого к себе не подпускала, кроме Уляниды. Родители уже не знали, что делать, что думать. Роженица то приходила в себя, начинала осознанно разговаривать с родными, то опять глаза ее становились безумными. Варя шарахалась от какой-то вороны и креста, которые ей мерещились повсюду. Иногда женщина становилась похожа на сумасшедшую: смотрела непонимающим пустым взглядом на родных и не узнавала их.

– Улянида, что с ней? – спрашивала мать, обливаясь слезами, когда дочка отшатнулась от нее, как от привидения.

– Откуда я знаю? – пожала та плечами.

– Что повлияло на нее? Жара?

– Может быть.

– Или испугалась чего? Может, ей испуг вылить на воске?

– Уже вылила.

– Выздоровеет ли?

– А я знаю? – скажет, не глядя в глаза, и опять колдует над своими настоями. И что с нее возьмешь? Странная, молчаливая, но дело свое знает.

Родители как могли пытались отблагодарить и угодить Уляниде. Постелили ей на деревянном диване в комнате дочки, кормили вкусным, с собой на работу давали узелки с едой. Пусть говорят, что Улянида ненормальная, лишь бы спасла дочку. Иногда во сне Варя бредила, то убегала от кого-то, спасая своего ребенка, то звала Андрея. Хорошо, что Василий перешел спать в амбар и не слышал этого. А Уляниде какое дело до бреда больной? Считают ее тронутой, оно и к лучшему. Что услышала – никому не скажет, да никто и не спрашивает. Кто будет общаться с ненормальной женщиной?

Старания Уляниды увенчались успехом. Варя вернулась к обычной жизни. Была еще хилая и бледная, но бред уже прекратился, и она начала узнавать родных и разумно разговаривать с ними. Женщина даже не помнила, что с ней случилось. Последнее, что сохранило ее сознание: ужасная жара, боль, схватки. А дальше – будто кто стер из памяти все события.

– Так будет лучше, – сказала Улянида, наверное, имея в виду провал в сознании Вари. – Я уже пойду домой? – спросила она и, не ожидая ответа, начала собирать в узелок свои бутылочки и травы.

Варина мать чуть ли не целовала руки женщине за спасение дочки. Улянида ни слова не проронила, будто не к ней обращались, молча пошла к порогу. Павел Серафимович дал ей кусок сала, поблагодарил. Взяла без единого слова и поплелась прочь.