Код 93 - Оливье Норек

— У меня в распоряжении копии двадцати трех уголовных дел, связанных с подозрительными смертями…

— Каждому свое чтение.

— Проблема в другом. Когда я спрашиваю кого-то из своих знакомых из уголовки, ответ один и тот же: такого расследования не проводится. И ни в каких информационных файлах эти смерти не появлялись.

Фарель намеренно выбрал самый вопиющий пример.

— Чтобы дать вам представление: молодая девушка примерно двадцати лет найдена мертвой от передозировки в сквоте коммуны Лила в начале две тысячи одиннадцатого. Полицейские из комиссариата, занимающиеся разбирательством, передали дело уголовной полиции, но, судя по всему, дотуда оно не дошло, так как там ни следа от него нет. И в то же время оно существует — и в данный момент находится у меня перед глазами.

Если б у Люка в руках был крекер, он моментально раскрошился бы. Перьевая ручка оказалась прочнее. Сультье попытался как можно строже контролировать интонацию.

— И какой вывод вы из этого сделали? Что это совершается нарочно? Что уголовные дела стираются?

— Объяснение заняло бы слишком много времени, но если в двух словах — да, я так и думаю. Я думаю, что в девяносто третьем стараются скрывать некоторые убийства — тех, кого полицейские между собой называют «невидимками», — с целью обеспечить приемлемый результат, показатель раскрываемости.

— Но девяносто третий всегда был вотчиной головорезов, так почему его хотят выдать за дачный поселок?

— Я предпочел бы иметь возможность говорить с вами вживую, но глубоко убежден, что Камилла по ошибке могла оказаться в числе этих стертых анонимов.

— Очень много информации сразу, месье Фарель… И вы говорите, что доказательства ваших слов содержатся в уголовных делах, которыми вы располагаете?

— Да, двадцать три дела.

— А процедуры вскрытия там есть?

Вопрос показался неуместным, но требовалось во что бы то ни стало обаять своего собеседника.

— Да, краткое изложение и выводы.

Тогда Сультье согласился на встречу на завтрашний вечер. Сразу после этого он позвонил месье Симону. Частному детективу предстояло оказать семье последнюю услугу.

Фарель выбрал место, которое хорошо знал. «Кафе де ля Мюзик» в 19-м округе Парижа. Место с нужной атмосферой. Общественное, на террасе напротив арт-пространства Гранд-аль в парке Ла-Виллет, открытое и, как правило, битком набитое в любое время. При этом атмосфера доверительная — уютные кресла в глубине зала, наполовину скрытое пианино, стоящее тут исключительно в качестве украшения интерьера и, без сомнения, расстроенное раз и навсегда. Встреча была назначена на 21.30. Он вышел из метро с запасом в двадцать минут, чтобы контролировать ситуацию, как его когда-то научили полицейские. Перед тем как усесться за столик в кафе, пересек мощеную площадь, в центре которой возвышался фонтан, представляющий собой восемь сидящих львов, извергающих струи воды.

То, что он принял за группу студентов, увиденных неподалеку от консерватории при выгодном уличном освещении, становилось четче по мере приближения. Три малопривлекательных мордоворота с сильным восточным акцентом, которые, судя по всему, понимали друг друга без слов. Фарель прижал к себе кейс, где лежал ноутбук, — и прижал еще сильнее, заметив, что трое типов двинулись направо, точно к нему. Поравнявшись с ним, двое изобразили непреодолимое препятствие, в то время как третий смотрел вокруг, не в состоянии удержаться от подпрыгивания. Фарель подумал, что это, должно быть, младший член компании, так называемый бешеный пес, который ломает людям колени, когда двое остальных, чуть более матерых, занимаются разговорной частью. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что он не является жертвой случайного нападения. Напротив, его здесь ждали, так как у него встреча.

Журналиста буквально сбило с толку спокойствие в глазах того, кто подошел ближе всех. На руках у него были неудачные татуировки, сделанные на дому или в тюрьме — неуверенно выведенный контур, неравномерный цвет. Пронизывающий самоуверенный взгляд светло-серых глаз, яснее ясного говорящий: все, что ты попытаешься сделать, будет ошибкой. Движением подбородка он указал на его чемоданчик. С покорной улыбкой Фарель протянул ему свой ноутбук. Ему только и оставалось подчиниться, чтобы не лишиться нескольких зубов — все равно результат будет один.

Двое мужчин сделали полуоборот, оставив его с мелким хулиганом, который все продолжал подпрыгивать, пытаясь унять свое волнение. Удивленный, тот смотрел, как его дружки удаляются с таким видом, словно его лишили десерта. Повернувшись к Фарелю, как если б тот нес за это ответственность, он нанес ему прямой удар, тяжело впечатавшийся под нос, и буквально выхаркнул «idi u picku materinu»[34], будто плюя на человека, лежащего на земле. На журналиста обрушилась белая пелена, затем цвет понемногу восстановился, звук тоже. Фарель вытер слезы боли и обиды — и секунд десять спустя начал снова воспринимать окружающий мир.

* * *

В музыкальном кафе журналист не удержался от того, чтобы не посмеяться над собой. В одной руке виски безо льда, в другой — бумажный носовой платок, которым он пытался остановить кровь, льющуюся из носа. До него только что дошло, насколько уморительной была бы ситуация, заяви он в районный комиссариат о краже ноутбука, в котором находятся отсканированные копии уголовных дел, утаенных уголовной полицией. Как Сультье мог быть уверен, что ноутбук будет при нем?

У него, конечно, оставались бумажные экземпляры досье, все еще разложенные в папки лейтенанта Обена, лежащие под столом и толком даже не спрятанные. Приканчивая стакан, Фарель понял, что в этой партии у него никаких шансов на победу и что его квартиру, без сомнений, только что обчистили. Фарель повторил заказ и взял чистый носовой платок.

Старый Симон правильно исполнил свою последнюю миссию. Даже если Люка и догадывался, что Фарель скорее всего потрясен, он не позволил себе проявить сочувствие. Продолжение будет другим, более грубым. Сультье загрузил на заднее сиденье «Лендровера» — который, судя по всему, использовался Брисом в качестве вспомогательного средства для садово-парковых работ — только что украденные ноутбук и тяжелую картонную коробку с документами, а также сменную одежду.

Ему наплевать, что Марго Сультье не поверила ни одному слову. Он сослался на то, что уезжает на выходные в их загородный дом в поселке Сони меньше чем в часе езды от Сен-Клу.

По мере того как особняк постепенно исчезал в зеркале заднего вида, Люка успокаивался. В числе остальных досье его ожидало дело Камиллы, и он еще не нашел в себе сил открыть его. В поселке Сони кассир-кладовщик круглосуточного супермаркета заметил, что их тут не видели многие годы, и наивно поинтересовался, нет ли новостей о матери и Камилле. Люка устроило, что хоть на мгновение он имеет право пожить в вымышленном мире, более счастливом, где всем комфортно.