История мангитской династии - Ахмад Дониш

пошлют в канцелярию, дабы вазир, ведающий государственными делами, подписал документ. Если же и это окажется. невозможным, то пусть почтой перешлют его в канцелярию для того, чтобы русские министры его подписали.

Первое требование заключалось в следующем. С тех пор, как Самарканд присоединен к славному русскому государству, Бухара испытывает недостаток воды, так как правители и распорядители [Самаркандские] воду Зеравшана расходуют на посевы и строительство. Там расходуется две трети воды. Одна оставшаяся часть доходит до Бухары тогда, когда наши весенние и летние урожаи уже погибли. По этой причине пусть пришлют знающего человека, который провел бы к нам воду из Аму-Дарьи или Сыр-Дарьи, дабы наши посевные земли не погибали.

Второе требование. В наших областях много овощей и фруктов. Между месяцем Тельца[276] и Скорпиона[277] их столько, что ни люди, ни животные всего этого не могут поесть и уничтожить. Если в Бухаре будет основан завод по выработке сладостей или сахара, тогда бухарский сахар и сладости достигнут всех семи климатов[278]. Для бухарского государства это будет большой помощью.

Третье требование: каждый год купцы этой страны отвозят шерсть животных, неся большие расходы, выплачивая пошлину русскому государству, а привозят различное сукно, [в том числе и солдатское]. Если бы в Бухаре основать суконную фабрику, то мы бы смогли переработать всю здешнюю шерсть и вывозить сукно во все государства.

Четвертое требование. В окрестностях городов Мавераннахра есть много гор и в них бессчетное количество всяких видов полезных ископаемых. Пусть бы прибыл кто-нибудь из ученых, знающих науку о минералах, и раскрыл эти ископаемые. Сколько бы ни понадобилось наемных рабочих, их всегда достаточно наготове в долинах и теснинах гор. Это дало бы большую пользу обоим государствам. А беднякам и подданным это оказало бы помощь и доставило бы благоденствие. В том же роде были и другие пожелания.

Относительно ученых, знающих языки, отливки пушек и ружей, знатоков военного дела — обо всем этом я, написал и после тщательных дополнений, сокращений, изменений и переделок требования эти передал эмиру. Но никакого ответа — ни возражения, ни согласия я не слышал. Я понял, что в этом путешествии попутчиком мне не быть.

Действительно, через неделю после этого эмир отправился по железной дороге и взял с собой того, кого хотел из слуг и прислужников и некоторых купцов. Из эмиров были: Бараткули бек додхо, Астанкул — министр внутренних дел — и Дурбин кушбеги. Это путешествие длилось в течение двух-трех месяцев. Один из секретарей, который был прикреплен к этому путешествию, уехал последним, а приехал первым. Он встретился со мной, и мы беседовали. Я рассказал, что составил для эмира доклад, состояший из некоторых пожеланий. «Не известно ли тебе, что с ним стало?» Он ответил: «Я видел этот доклад в руках у Астанкула[279]. Он хвалил тебя и сказал: «Такой-то составил доклад, содержащий много полезного для государства и страны. Жаль, что эмир испугался представить его, сказав, что русские в своем гостеприимстве чрезвычайно внимательны к нам, любезны и мягкосердечны. Как бы их не рассердило, если мы покажем им эти пожелания. И дело может принять противоположный оборот. [Тогда] исполненная нами служба и изъявление покорности пропадут даром».

В общем, на это путешествие, от которого, вероятно, ожидали пользы в тысячу миллионов русских танга, было без пользы истрачено сто миллионов русских танга, насильно собранных у подданных. С тем и вернулись. Отправились с мокрым задом, а вернулись назад с сухими губами, [не солоно хлебавши].

Так как в этой стране не принято советоваться и обнародовать предстоящие дела, то всякое вновь начинаемое дело приносит только вред и убыток. Никто из тех, кто принимал участие в этом путешествии, до самой посадки эмира в поезд, не знал о своем отъезде. Они отправились в дорогу, не подготовившись к путешествию, без зимней одежды. И никто — ни из чиновников, ни из ученых — не осмелился сказать, что в казне нет лишних денег и бесхозного имущества и что нет пользы вести такую сумму. Ведь сборщики налогов эту потраченную сумму собрали в виде налога путем угнетения и насилия и отправляли в царскую казну. Между тем все возделанные земли они погубили. Так что кроме Гиджувана[280] в окрестностях Бухары не было ни одной населенной деревни. И на месте городов появились заросли колючек.

Другое путешествие, которое совершил эмир в дни своего правления, было путешествие в Тифлис[281]. Этот процветающий город расположен на юге Кавказа к северу от Армении. Прежде он был подчинен Турции, теперь присоединен к русскому государству. Для совершения этого путешествия, как говорили среди народа, имелось несколько причин. Одной из них было то, что правитель Тифлиса устраивал свадебное празднество и пригласил всех правителей, в том числе и эмира бухарского, которого он пригласил для того, чтобы его подчинение России стало известным иностранным государствам. Другой причиной, по словам шиитов, было то, что поскольку эмир бухарский из [шиитов] и поскольку глава министерства финансов и правосудия и начальник артиллерии [тоже] из их числа, то говорили они: «Во время этого путешествия наш эмир встретится с Насреддин шахом Каджарским для заключения с ним договора о братском союзе, чтобы Бухара считалась присоединенной к Ирану». Ходили также слухи о том, что у эмира имеется скрытая язва, и русские врачи посоветовали искупаться в окрестностях Тифлиса в источнике, называющемся «источник исцеления» и который излечивал от всех язв и болезней.

В связи со всем этим эмир сел в поезд, ни с кем не посоветовавшись относительно этого путешествия, и отправился, взяв с собой кого захотел. Вернулся через пять месяцев. На эту поездку также было загублено много денег. А в газетах и печати Стамбула было написано, что эмир бухарский перешел в христианскую веру и что его повезли на Кавказ для совершения крещения. И эти газеты везде в России, где их находили, прятали. Совершил он это путешествие на девятом году своего правления.[282]

Однажды в первый год восшествия эмира [Абдалахада] на престол[283] двое из моих близких друзей пришли для встречи с автором этих строк. Я приготовил для них, что смог. Мы беседовали на разные темы. Один из них был ученый из Бухары, другой усрушанец[284] (из Ура-Тюбе) — сипо, но вставший на путь суфизма. Разговор зашел о беспорядках и о волнениях того времени; о том, что в эту эпоху следует ожидать наступления порчи и развала. И каждый из них рассказал о сновидениях,