Привычка ненавидеть - Катя Саммер

чувствительные точки на теле — чуть выше клитора, за ухом и бока.

— Может, в душ? — не получается у меня удержать язык за зубами, когда она возбуждает каждую клетку в теле.

— Шутишь? — поворачивает голову набок.

— Если бы не шутил, мы бы уже были там.

Мика смущается, смотрит секунду в стол, кусает губу, но все же прет напролом.

— А если я скажу, что думала об этом?

— Отвечу, что за утро мысленно трахнул тебя уже раз пять.

Ей нравится то, что она слышит. Я вижу прямое доказательство — торчащие сквозь плотную ткань соски.

— И как ты себе это представлял?

Мы ходим по тонкому лезвию, прощупываем границы друг друга. Осторожно, не спеша. С ней в эту минуту никуда не хочется спешить. Хотел бы — дожал еще вчера.

— Ты играешь с огнем.

— Я знаю.

Она подается вперед, всем видом показывая, что готова слушать. Маленькая хитрая провокаторша. За этим ангельским личиком прячется сам сатана. Я заживо горю из-за нее. И проучить бы прямо сейчас, чтобы неповадно было меня провоцировать, но я собираю всю выдержку в кулак и повторяю ее движения — приближаюсь к ней на расстояние касаний.

— Пару раз я точно хотел закинуть тебя на плечо и утащить в спальню.

— Чтобы что?

Это пиздец как заводит — святая невинность в ее глазах с дьявольским огоньком.

— Чтобы завалить тебя на кровать, задрать платье и… — специально медлю, распаляя ее, вижу, как расширяются у святоши зрачки, понижаю голос до шепота: — На первый раз я бы обошелся языком, так уж и быть.

— Фу, ты ужасен.

— И ты меня такого ужасного хочешь.

— Ага, — улыбается широко, и я вижу ее зубы, но потом она прикрывает рот рукой.

Перехватываю тонкое запястье, чтобы не пряталась от меня.

— Ты красивая, — я глажу ее подбородок и оттягиваю нижнюю губу, а она выдает серию коротких вдохов. Сейчас что ни скажи — поверит, но я говорю чистую правду. — Тебе нужно помнить об этом. Любой будет у твоих ног.

— Не хочу любого, — бормочет еле слышно, на каждом слове касаясь ртом моих пальцев, отчего меня простреливает током. — Я хочу, чтобы это был ты.

Во всех сериалах про врачей очень часто с того света вытаскивают дефибрилляторами. Мне, слава богу, всю прелесть этих пыточных приборов испытывать на своей шкуре как-то не пришлось, но я видел, как это делали с мамой. И вот сейчас от слов Ланской мое сердце точно остановилось, чтобы получить мощный разряд и забиться вновь.

— Только не хочу, чтобы это случилось днем.

Она неопределенно машет за окно, где солнце в зените. Сетчатку жжет яркий свет, а мы с ней беседуем тут на грязные темы. Сами не замечаем, как придвигаемся ближе и ближе. Сейчас между нами всего пару вдохов. Я даже вижу цветные переливы на радужке ее глаз.

— Секс, — исправляю я.

— Что?

— Хочешь играть во взрослые игры, называй вещи своими именами. Не это, а секс. Я уезжаю вечером, — вновь слишком резко сообщаю я, и ее плечи опускаются.

Что-то неумолимо меняется, будто яркие глаза Мики даже тускнеют. Еще бы надула губы, как Софа всегда обижалась, но… нет. Ланская кивает, чуть отклоняется от меня, и я вроде бы сам расслабляюсь, что не будет скандала.

— Куда?

— Полуфинал.

— Точно.

Многословно, пиздец. Секунду назад радовался, что мозг мне не стала есть с ложечки, а сейчас меня бесит, что она даже не пытается спросить хотя бы, надолго ли сваливаю. По фигу ей, что ли? Будет искать другой дефлораторский хер? Блять, меня несет. Кровь закипает снова и, чтобы не затеять спор, я убираю посуду со стола, а эта дурная подскакивает следом за мной.

— Сиди, — слишком резко бросаю я, поэтому добавляю мягче: — Ты мой гость, я сам уберу.

После девчонка с совиными глазами, как я ее иногда зову про себя, быстро собирается домой, нелепо оправдывая это внезапно возникшими делами. Просит не провожать, но я конечно же вижу, что расстроилась она. Выхожу за дверь и на лужайке посередине между нашими домами торможу ее.

— Эй, подожди. Что тебя парит? Только честно, — спрашиваю я Мику на расстоянии вытянутой руки, спрятав ладони в карманах домашних штанов.

Она думает отвечать или нет.

— Что, когда ты вернешься, все будет снова, как раньше. Плохо.

— Брось ты, я вернусь через два дня, — ухмыляюсь ей, чтобы выдохнула уже. — Надеюсь, ты не будешь шляться по ночам и искать на красивый зад неприятностей. И повременишь со вступлением в мир похоти и разврата.

Ланская прыскает от смеха, а я, как дурак, радуюсь, что она улыбнулась. Не хотел бы, чтобы грустила.

— Принято? — уточняю я, потому что не получил ответа на вопрос.

— Как официально.

Она закатывает глаза, и я толкаю ее к себе, чтобы быстро напористо ворваться языком в ее влажный рот, обозначить территорию и оставить последнее слово за собой.

— Не дерзи, — выдаю со сбитым дыханием, будто пробежал стометровку. — Я и так понял, что ты смелая. Обещаю, что скоро вернусь и лишу тебя горячо хранимой девственности.

Коротко касаюсь ее губ и, подмигнув, собираюсь уйти, но она окликает меня.

— Ян! — Я поворачиваюсь, потому что не хочу уходить. — Вернуть тебе куртку? Я забыла, она как раз здесь висит и…

Тараторит, тоже явно не желая прощаться.

— Тебе она больше идет, — и чтобы сильно не зазнавалась вслед подкидываю: — Не скучай.

— Больно надо, — не задумываясь, парирует она.

Моя девочка, узнаю.

Я иду в дом, быстро поднимаюсь в спальню, чтобы собраться. Нужно еще форму закинуть в стирку и приготовить пожрать в дорогу, потому что давиться едой из гостишки, в которой мы останавливались в прошлом году, я не хочу. Случайно бросаю взгляд из окна на задний двор и стопорюсь на ярких цветах. Это розы. Мамины кроваво-красные розы распустились с утра, хотя долго медлили с этим. Так, может… типа, это знак? Может быть, все изменится к лучшему?

Глава 21

Ян

XOLIDAYBOY — Последний день на земле

— Слушай, Савва там уже в стельку прям, — говорит Илья то, что я уже и без него знаю. — Может,