Кольцо с тремя амурами - Анна Князева

– И все-таки я не пойму, почему вас никто не заметил. Никто из тех, кто там был.

– Ну почему же, – возразил Суворов, – меня видела моя мать.

– Вы заходили домой?

– Нет. Мать меня видела, когда я забирал из гардероба Ленкино пальто. Я ведь хотел потом ее проводить.

– Подождите-подождите… – быстро проговорила Дайнека. – Вы забрали ее пальто?

– Я до сих пор его помню, красненькое такое, с черными пуговками.

В коридоре раздался детский голос:

– Бабушка, ты подслушиваешь?

Этот вопрос заполнил возникшую паузу. Дайнека замерла. Суворов поднялся и рванул на себя дверь. За ней с пунцовым лицом стояла Анна Петровна, гардеробщица из Дома культуры. Из-под ее руки выглядывал знакомый мальчишка.

– Мы не слышали, как вы зашли, – строго сказал Суворов.

– А мы уже давно здесь стоим, – чистосердечно признался ребенок.

Михаил Андреевич спросил у старухи:

– Мама, ты нас подслушивала?

У Анны Петровны задрожало лицо, и она громко заплакала.

– Да что ты, в самом деле, – Суворов подхватил ее под руки и подвел к креслу. Усадив, сказал сыну: – Быстро – воды!

Мальчишка убежал и скоро вернулся с полным стаканом. Михаил Андреевич приблизил его к лицу матери. Та отхлебнула пару глотков и продолжила плакать.

– В чем дело?

– Все эти годы… – Анна Петровна конвульсивно затрясла подбородком, – Я думала, что это ты убил Ленку Свиридову.

– Что за бред! – воскликнул Суворов. – В двенадцать ночи я уже спал в общежитии.

– Но мне же ты не сказал! – зарыдала старуха.

– А ты не спрашивала!

Здесь вмешалась Дайнека:

– Вы видели сына и знали, что это он забрал из гардероба ее пальто?

– Я сама его отдала.

– Но почему не сказали об этом следователю?

– Чтобы он посадил в тюрьму моего мальчика?! – визгливо закричала старуха. – Все только и ждали, чтобы кого-нибудь обвинить! Забрал пальто – значит, убил! А я им – нате! Берите моего Мишеньку! Не для того я его растила, чтобы он из-за какой-то шалавы в тюрьме оказался!

– Мама! – одернул ее Суворов.

– Так ведь и вахтер ничего не сказал… – растерянно пробормотала Дайнека.

– Если б вы знали, чего мне это стоило! – Анна Петровна вдруг успокоилась и дальше заговорила вполне сдержанно. – В ногах валялась, деньги давала, все, чтобы не сказал, что Мишеньку видел. Старый черт… Слава богу, и его скоро Господь прибрал!

Михаил Андреевич недоверчиво заглянул в лицо матери:

– Ты платила ему?

– Платила! – с вызовом ответила Анна Петровна. – Ты же не сказал мне, что не убивал свою Ленку!

– А должен был? – изумился Суворов.

Старуха разгладила на коленях юбку и деловито заметила:

– Вышло, как вышло. Теперь хоть умереть спокойно могу.

– Но куда же потом подевалось это пальто?

– Кажется, я оставил его в кулуаре. Точно не помню. Я тогда об этом не думал. – Суворов посмотрел на часы. – Обеденный перерыв кончился пятнадцать минут назад… – Он перевел глаза на Дайнеку: – Надеюсь, я вполне удовлетворил ваше любопытство?

– К любопытству это не имеет никакого отношения, – возразила она. – Если потребуется, вам придется дать показания.

– Ничего не имею против.

– Лучше бы вы сделали это тогда! – Дайнека критически оглядела Суворова. – Теперь я пойду.

Вернувшись с работы, Мария Егоровна сообщила:

– Завтра хоронят Сопелкина. Гроб с телом для прощания поставят в вестибюле Дома культуры.

– Но ведь там ремонт, – заметила Людмила Николаевна.

– До вестибюля еще не дошли.

Дайнека спросила:

– Где можно купить цветов?

– Зачем покупать? – удивился Витольд Николаевич.

– Хочу сходить проститься с Геннадием Петровичем.

– В нашем саду их много. Я сам нарежу тебе букет.

– И мне, – напомнила Мария Егоровна.

– И тебе, – успокоил ее Кораблев.

Вечером, когда Дайнека легла спать, мать подъехала к ней на коляске, погладила по голове и тихо спросила:

– Зачем тебе идти? Ты, ведь его почти не знала.

Дайнека обернулась:

– Если бы мы сюда не приехали, он бы остался жив.

В одиннадцать Кораблев ждал их у машины с двумя букетами. Мария Егоровна надела черное платье, Дайнека ограничилась шарфом, накинув его на плечи.

Вручив каждой по букету, Витольд Николаевич распахнул ворота, сел в машину и выехал со двора. В заднее стекло Дайнека видела, как Надежда закрыла створки, а потом махала рукой из калитки.

«Все-таки странно», – подумалось ей.

Две недели назад она даже не предполагала о существовании этих людей. А теперь все они входили в ее ближний круг, жили рядом, обедали с ней за одним столом. У них появились общие темы, дела и уже были размолвки. Как иногда быстро меняется жизнь человека. Другие мысли, другие люди, другие дела…

При воспоминании о другой жизни Дайнека позвонила Вешкину.

– Сергей, это я. Есть что-нибудь новое?

– Есть, – сказал он. – Только сейчас в Москве семь утра, и я еще сплю.

– Прости. Эти хреновы пояса…

– При чем здесь пояса?.. – озадачился Вешкин.

– Я имею в виду часовые…

– Дежавю.

– В каком смысле?

– Это ты уже говорила.

– Ну, прости!

– Как только уточню одну информацию, я тебе позвоню.

Она спрятала телефон и только теперь заметила, что автомобиль Кораблева остановился у Дома культуры. Мария Егоровна спросила у мужа:

– Ты с нами?

– Пожалуйста, избавь меня от этих мероприятий!

– Но ведь вы были знакомы…

– Не более чем с любым другим твоим сослуживцем.

– Было бы правильней…

Не дожидаясь, пока она закончит нравоучение, Кораблев покинул машину, и они втроем вошли через главный вход в Дом культуры, все двери которого на время прощания были открыты.

В вестибюле уже собрались люди, рассредоточившись группками по всему его пространству. Вслед за Марией Егоровной Дайнека подошла к гробу и, не глядя в лицо покойника, положила цветы. После чего как можно быстрее удалилась.

В глубине вестибюля, возле двери, ведущей в театральные кассы, она заметила Труфанова. Сегодня он был одет в темный костюм.