Кратос - Наталья Точильникова

– Почему же ты их оставил?

– Потому что люблю свободу, – он улыбнулся. – Я дезертировал и тут же попал в тюрьму. Их власти очень трудно сопротивляться, Даня, и не только по разумным основаниям, не только инстинкт самосохранения заставляет Преображенных поддерживать себе подобных. Есть что-то еще. Возможно, просто энергия Манипуры, умноженная на число теосов. Представляешь, какая махина? Таких, как я, единицы. Я смог уйти только благодаря Саше, он меня вытащил.

Оказывается, Анатоль оканчивал Университет Версай-нуво еще во времена, когда и Александр Прилепко был студентом. Там они и познакомились.

Следующим интересным персонажем был Дидье Шинон, психолог Центра, один из немногих, не зараженных Т-синдромом. Его историю я сначала услышал от Анатоля.

– Они действительно честные убежденные люди, – начал он. – Вам про них никто дурного слова не скажет, даже из тех, кто сидел в первом корпусе задолго до нашего ареста, с кем они «работали», хотя отношения с заключенными у них, сам понимаешь, специфические. Надо быть очень чистым человеком, чтобы не озвереть на этой должности и не обратить свою власть во зло. Они все в обязательном порядке проходят курс психологической помощи в том же Центре. Иначе на должность не назначат. Это было в другом корпусе, но в тюрьме свой телеграф. Так вот, как только теосы начали пихать по двадцать человек в камеру, работники Центра возмутились. Варварство! Изуверство! Пустое мучительство! Им посоветовали замолчать или покинуть Центр. И пояснили, что новая власть не нуждается в их услугах. Они остались. Нельзя оставлять без присмотра специалистов людей с разбалансированной психикой. Тогда теосы недолго думая посадили их к остальным.

Мы разговариваем в кормовой части корабля, которую окрестили кают-компанией, здесь имеется большой иллюминатор, и там, за бронестеклом, медленно проплывает Визант, самая большая планета системы Кратоса, безжизненный газовый гигант.

Анатоль познакомил меня с Дидье Шиноном, и теперь мы с ним обсуждаем специфику нашей пенитенциарной системы. Вопрос небезынтересный. Не знаю, что готовит для меня Родина, уже пытавшаяся меня убить. Блок “Е” для государственных преступников? Или блок “F” для приговоренных к смерти? Хотя вряд ли меня возьмутся перевоспитывать: либо прощение, почет и слава, либо расстрел из Игл Тракля.

Дидье представляет собой распространенный тип француза, однако не так растиражированный в художественной литературе, как образ д'Артаньяна или Сирано де Бержерака. У него широкое лицо, курносый нос и веселые глаза. Если бы я пытался угадать его профессию, наверняка бы сказал, что врач. Внешность, вызывающая доверие.

На нашем корабле летят несколько человек, бывших пациентов Центра, и Дидье за ними присматривает, надеясь передать их в Психологический центр Кратоса. Мне это кажется жестоким. Зачем? Люди сражались с нами бок о бок. Неужели это не искупает все грехи?

– Стереотип мышления, – говорит Дидье. – Отношение к Психологическому центру как к наказанию. Это вообще не наказание, даже не искупление. Это больница. А если человек болен, его надо долечить. Иначе хуже будет всем, и ему в первую очередь, – он пожал плечами. – Я не удивлен вашей некомпетентностью, Даня. Еще не так давно к нарушителям закона относились как к психически больным тысячелетие назад. Заковать в кандалы и посадить под замок. Слава богу, мы отошли от этой практики. Метаморфы ее воскресили. Нарушение закона, если, конечно, он разумен и совпадает с требованиями морали, – это просто психическая девиация. Слабенькая, между прочим. И лечится легче шизофрении. За исключением очень редких случаев.

Я подумал, что, учини я на Кратосе то, что сотворил на Тессе, сидеть бы мне в Центре до конца дней. А так, территория врага, и преступление в данном случае именуется войной. Хотя теоретически Тесса – территория Кратос Анастасис, и я уничтожил имущество империи и убил ее людей. Если господин Страдин обвинил меня в предательстве без всяких оснований, почему бы ему теперь не осудить меня?

– Если бы всех граждан империи прогнать через курс психокоррекции, мы бы давно построили идеальное общество, – продолжает Дидье. – Жаль, бюджет этого не выдержит. И так раздаются голоса, что наша пенитенциарная система слишком дорогая. Всех подвергнуть эвтаназии – дешевле, конечно.

– Зато эффективная, – заметил я.

– Еще бы! Недаром Анастасия Павловна перенесла ее на Кратос. А этот вечно экономит на чем не надо. То на науке, то на искусстве, то на образовании. И до нас дело дойдет.

Не жалует Дидье нынешнего императора.

– Говорят, мы отнимаем у наших подопечных свободу выбора, – продолжил Дидье. – Это не так. Мы просто загоняем их в определенные рамки. У заключенного гораздо меньше свободы. Сделать из человека пассивное беспомощное существо – проще простого. Пятисекундное воздействие биопрограммером. Но в наши планы не входит, чтобы человек оказался беззащитным в несовершенном мире. Обществу нужны активные, деятельные люди. Это сложнее и не достигается путем простого регулирования уровня гормонов в крови. Необходимо не просто снизить агрессивность, а направить ее в конструктивное русло. Для этого применяются тонкие и достаточно сложные методики. И работы минимум на несколько месяцев. Это не то, что описано в старинных романах, на которые любят ссылаться наши критики.

– Дидье, а правда, что всех, кто попадает в Центр, прогоняют через такой сеанс биопрограммирования, после которого вообще ничего не хочется, и человек становится послушен, как овечка, и тих, как мышь.

Он улыбнулся.

– «Ничего не хочется» – сильно сказано. Но правило такое есть. Нам же не нужно, чтобы наш подопечный захотел нас покинуть или мешал нам работать. Потом, когда курс лечения заканчивается, мы восстанавливаем уровень гормонов в крови. Не сразу, конечно, постепенно. Чтобы убедиться, что это не привело к прежней деструктивной ориентации личности.

За иллюминатором уплывает вдаль Визант и появляется Ромул, вторая внешняя планета системы Кратоса. Такая же здоровая и бесполезная. Ромул окружен кольцами астероидов.

Уже полностью доступна информационная сеть Кратоса, и мы с Дидье обсуждаем новости. Первая – наконец осужден Хазаровский.

– Два года за преступления группы А – с ума сошли! – возмущается Дидье. – Я работал в блоках “С” и “D”. Это насильственные преступления. За убийства столько дают! Ройтман сказал: «А что здесь делать два года?»

– Кто это? – спрашиваю я.

– Лучший психолог Центра, будет работать с Хазаровским. Раньше занимался Анри Вальдо.

– Ничего себе эстафета!

Как всякий обыватель, я бы начал спорить с Дидье о том, что два года – запредельный срок, если бы сам за четверо суток на гауптвахте «Святой Екатерины» не успел вспомнить всю свою жизнь, умереть, воскреснуть и удостоиться мистических видений. Так что спорить я не стал, зато вспомнил о тессианской традиции подвергать трехдневному аресту всех, кто претендует на должности судей, законодателей и, конечно, психологов Центра. Чтобы понимали, каково это.