Варшава - Владимир Козлов

Сидим за столом. Чуваки – в пиджаках и галстуках. Девушки – накрашенные, с золотыми серьгами, кроме Иры-«хиппанки»: она в джинсовой рубашке, с тремя нитками бус. На столе – салат «оливье», бутерброды со шпротами, вареная картошка, сервелат, водка и шампанское. В углу работает без звука телевизор «Рубин» – идет новогоднее шоу на белорусском канале.

Кучерявый чувак в красном пиджаке, с бабочкой, сдирает ногтем фольгу с бутылки шампанского, раскручивает проволоку. Пробка хлопает в потолок, все подставляют рюмки. С мокрой руки кучерявого стекает шампанское. Чувак в костюме-тройке открывает вторую бутылку. Кучерявый говорит:

– Ну, давайте выпьем за старый новый год…

Я выпиваю, беру бутерброд. В центре куска батона, намазанного маслом, лежат две крохотные шпротины.

Андрюха говорит Ире:

– Я не думал, что ты тоже здесь будешь. А кто тебя позвал?

– Миша. – Она кивает на кучерявого. – Мы с ним в одной группе. Ты не знал?

– Не-а.

Кучерявый встает.

– Понимаю, вы еще перевариваете предыдущий тост, но уже подошло время для следующего, и он у меня созрел. Пора наполнить бокалы. Парням рекомендую – водочкой, а для девушек осталась еще эта кисленькая вода под названием «Шампанское».

Андрюха берет бутылку шампанского, тянется к рюмке Иры. Она накрывает рюмку рукой.

– У меня еще есть.

– Ну, свобода воли – тоже правильно.

Кучерявый продолжает:

– Я знаю, что некоторые из здесь присутствующих занимаются бизнесом. Ну, значит, за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!

Кто-то кричит:

– Ура!

Андрюха льет мне и себе водки, мы выпиваем. Я цепляю алюминиевой вилкой кусок сервелата, жую.

Андрюха спрашивает у Иры:

– Как тебе здесь вообще, нравится?

Она не отвечает. Андрюха берет бутылку водки, поворачивается ко мне.

– Будешь?

– Пока нет.

Без пятнадцати час. В коридоре на всю громкость орет магнитофон. «Two Unlimited», песня «No Limit». В комнате – только я, Андрюха и Ира. Андрюха спит, сидя на кровати, голова откинута к стене. Рот приоткрыт, в уголках – пузырьки слюны. Ира плетет браслет из тонких кожаных ремешков.

Открывается дверь, заглядывают кучерявый и девушка в голубом платье. У нее размазана помада, под колготками телесного цвета, почти на колене – вымазанная кровью прокладка.

– О-хо! – говорит кучерявый. – А ты сказала – здесь никого нет.

Девушка цепляется за стол, падает. Чувак поднимает ее, вытаскивает из комнаты.

Ира кладет браслет в сумочку на шее, говорит:

– Давай выпьем.

Я наливаю ей и себе по полрюмки водки, беру бутылку лимонада.

– Мне не разбавляй. Хочу почувствовать вкус водки.

Выпиваем, не чокаясь. Ира говорит:

– Может, пойдем отсюда?

– А Андрюха?

– А что Андрюха? Пусть спит.

Выходим в коридор. Толпа из 11–03 и народ из других комнат прыгает под «No Limit» в бывшей «ленинской комнате». Несколько человек стоят у стен или сидят на корточках. Ира говорит:

– Давай спустимся на десятый, мне надо зайти в свою комнату.

– Хорошо.

На десятом – тише, музыка и топот слышны только с других этажей. Комната 10–01 – напротив кухни. Ира говорит:

– Я сейчас.

Она открывает ключом комнату, заходит.

На кухне – никого. Две замызганные плиты, много раз перекрашенные столы. На бетонном полу – раздавленные зеленые горошины и пятно майонеза.

Ира выходит из комнаты.

– Пошли на балкон, я покурю.

У нее в руке – пачка сигарет «Cabinet» и зажигалка.

– Наверно, сегодня можно и здесь курить, никто не возбухнет…

– Нет, хочу на балконе.

На балконе валяются два сгоревших бенгальских огня. Я говорю:

– Смотри, сколько окон светится – все празднуют.

Ира прикуривает, выпускает дым.

– Ты читал Кастанеду?

Я трясу головой.

– Правильно, и не читай.

На балкон под нами выходят чувак и девушка. Она выхватывает у него бутылку вина, пьет. Он забирает бутылку, допивает, кидает вниз. Бутылка со звоном разбивается об асфальт. Парень и девушка хохочут, убегают с балкона.

Ира спрашивает:

– У тебя какое любимое животное?

– Как – какое?

– Просто – любимое животное: лев, гепард, рысь, слон…

– Никакого, наверно. А у тебя?

– У меня – жираф.

– Почему?

Она вынимает изо рта сигарету. Я целую ее. Губы пахнут табаком и шпротами.

Я спрашиваю:

– Ты любишь новый год?

– Нет.

Она выкидывает сигарету, мы целуемся.

Ира говорит:

– Знаешь, в чем главный прикол? Я захлопнула дверь, а ключ остался в комнате. – Она начинает хохотать.

Сидим на корточках в коридоре, под дверью 10–01. Где-то играет Дюна – «Привет с большого бодуна». Стучат по полу ноги танцующих. Я говорю:

– Что, может пойдем назад, к этим?

– Не-а. Меня ломает.

– Так и будем здесь сидеть?

– Не хочешь – можешь уходить.

Ира достает из пачки сигарету.

– Дай и мне.

– Разве ты куришь?

– Бывает.

Ира подносит мне пачку, я беру сигарету. Она щелкает зажигалкой, подкуривает мне и себе. Я затягиваюсь, выпускаю дым. Ноги затекли, я встаю.

Захожу в свою комнату. Дэмпа и Дрона нет. В окне – серый утренний город. На горизонте дымят трубы. По рельсам катится трамвай, на боку – реклама фирмы «Дайнова».

* * *

На фонетике – два человека из двух групп: я и Элла из двести пятой. Она красивая, всегда дорого одевается.

Анна Борисовна закрывает общую тетрадь.

– Помню времена, когда первое января было рабочим днем – ну и учебным, соответственно. И то приходило больше студентов, чем сегодня, хоть уже и второе. – Она поднимает глаза, смотрит на нас, морщит лоб. – Ну, мне-то, по большому счету, все равно: последний год работаю. Давно могла бы на пенсию пойти, да все просят остаться.

Элла спрашивает:

– А вам не скучно будет на пенсии?

– Как это – скучно? У меня – ученики, репетиторство. Хорошие такие дети, знают, что им надо – поступить в институты. Никакой нервотрепки, ну и деньги тоже, соответственно… Надо же детям, внукам помочь. А с вами что будем делать – занятие проводить или по домам?