Тайны Шлиссельбургской крепости - Николай Коняев

Принцесса Елизавета[28] (1743 г.), на 10-м году возраста упала с каменной лестницы, расшибла голову; подвержена частым головным болям и припадкам. В 1777 г. страдала помешательством, но после оправилась.

Принц Петр (1745 г.) имеет спереди и сзади горб; кривобок, косолап, прост, робок, застенчив, молчалив; приемы его приличны только малым детям. Нрава слишком веселого: смеется и хохочет, когда совсем нет ничего смешного. Страдает геморроидальными припадками; до обмороку боится вида крови.

Принц Алексей (1746 г.) — совершенное подобие брата в физическом и нравственном отношении…»

Говорилось, что достаточно взглянуть на силуэты этих несчастных, чтобы по профилям, по неправильной форме их голов догадаться о врожденном слабоумии.

И тут, объективности ради, сравнить бы потомков царя Ивана V Алексеевича с Петром III, являвшимся прямым внуком Петра I, но традиционная история подобных сопоставлений избегала…

И не случайно…

Внук Петра I, несмотря на хлопоты наставников, так и не научился толком говорить по-русски, так и не смог уразуметь разницу в религиозных обрядах лютеранства и православия.

Так на всю жизнь и остался он без Бога, без родины…

Достаточно выразительный портрет Петра III оставила его супруга Екатерина И:

«Утром, днем и очень поздно ночью великий князь с редкой настойчивостью дрессировал свору собак, которую сильными ударами бича и криком, как кричат охотники, заставлял гоняться из одного конца своих двух комнат (потому что у него больше не было) в другой; тех же собак, которые уставали или отставали, очень строго наказывал, это заставляло их визжать еще больше; когда наконец он уставал от этого упражнения, несносного для ушей и покоя соседей, он брал скрипку и пилил на ней очень скверно и с чрезвычайной силой, гуляя по своим комнатам, после чего снова принимался за воспитание своей своры и за наказывание собак, что мне поистине казалось жестоким.

Слыша раз, как страшно и очень долго визжала какая-то несчастная собака, я открыла дверь спальни, в которой сидела и которая была смежной с той комнатой, где происходила эта сцена, и увидела, что великий князь держит в воздухе за ошейник одну из своих собак, а бывший у него мальчишка, родом калмык, держит ту же собаку, приподняв за хвост.

Это был бедный маленький Шарло английской породы, и великий князь бил эту несчастную собачонку толстой ручкой своего кнута; я вступилась за бедное животное, но это только удвоило удары; не будучи в состоянии выносить это зрелище, которое показалось мне жестоким, я удалилась со слезами на глазах к себе в комнату».

А однажды Екатерина увидела в комнате мужа болтающуюся в петле крысу.

— Что это значит, ваше высочество? — спросила она.

Великий князь без тени улыбки объяснил, что крыса совершила уголовное преступление, наказуемое по законам военного времени (Россия и Пруссия вели тогда войну) жесточайшей казнью. Преступница проникла ночью в картонную крепость, перелезла через стену и сгрызла двух слепленных из крахмала часовых, что несли вахту на бастионе. К счастью, верная собака поймала ее. Военно-полевой суд приговорил преступницу к повешению, и теперь три дня она будет висеть «на глазах публики для внушения примера».

Было тогда Петру Федоровичу уже двадцать пять лет…

Этот человек и должен был определить дальнейшую судьбу «безымянного узника» Иоанна VI Антоновича.

6

Мы уже говорили, что бывший император Иоанн VI Антонович, которому исполнился тогда всего один год, вполне мог встретиться в декабре 1741 года, по дороге в Ригу, со своим дядей, четырнадцатилетним Карлом-Петром-Ульрихом, которого везли в Россию, чтобы сделать его императором Петром III.

Но встретились они только в 1762 году, когда после кончины Елизаветы Петровны Иоанна VI Антоновича тайно привезли из Шлиссельбурга в Санкт-Петербург.

Встрече этой предшествовало письмо, полученное Петром III от прусского короля Фридриха II.

Узнав о намерении Петра III отправиться за границу для ведения войны с Данией за голштинские владения, Фридрих II не на шутку встревожился.

«Признаюсь, мне бы очень хотелось, чтоб ваше величество уже короновались, потому что эта церемония произведет сильное впечатление на народ, привыкший видеть коронование своих государей, — писал он внуку Петра I. — Я вам скажу откровенно, что не доверяю русским.

Всякий другой народ благословлял бы небо, имея государя с такими выдающимися и удивительными качествами, какие у вашего величества, но эти русские, — чувствуют ли они свое счастье, и проклятая продажность какого-нибудь одного ничтожного человека разве не может побудить его к составлению заговора или к поднятию восстания в пользу этих принцев брауншвейгских?

Припомните, ваше императорское величество, что случилось в первое отсутствие императора Петра I, как его родная сестра составила против него заговор!

Предположите, что какой-нибудь негодяй с беспокойною головой начнет в ваше отсутствие интриговать для возведения на престол этого Ивана, составит заговор с помощью иностранных денег, чтобы вывести Ивана из темницы, подговорить войско и других негодяев, которые и присоединятся к нему: — не должны ли вы будете тогда покинуть войну против датчан, хотя бы все шло с отличным успехом, и поспешно возвратиться, чтоб тушить пожар собственного дома.

Эта мысль привела меня в трепет, когда пришла мне в голову, и совесть мучила бы меня всю жизнь, если б я не сообщил эту мысль вашему императорскому величеству; я здесь в глубине Германии; я вовсе не знаю вашего двора: ни тех, к которым ваше величество может иметь полное доверие, ни тех, кого можете подозревать, поэтому вашему высокому разуму принадлежит различить, кто предан и кто нет; я думаю одно, что если вашему величеству угодно принять начальство над армиею, то безопасность требует, чтобы вы прежде короновались и потом, чтоб вы вывезли в своей свите за границу всех подозрительных людей. Таким образом, вы будете обеспечены»…

Историки утверждают, что Иоанн VI Антонович показался Петру III почти совсем безумным, и, успокоившись, он приказал отправить племянника назад в тюрьму.

«Что касается Ивана, — писал он, успокаивая Фридриха II, — то я держу его под крепкою стражею, и если б русские хотели сделать зло, то могли бы уже давно его сделать, видя, что я не принимаю никаких предосторожностей. Могу вас уверить, что, когда умеешь обходиться с ними, то можно быть покойным на их счет»…

Любопытны тут и опасения Фридриха II насчет Иоанна VI Антоновича, и уверения Петра III, что, если б русские хотели сделать зло, то могли бы уже давно его сделать…

Еще любопытнее сама эта встреча двух родственников, дяди и племянника, встреча двух русских императоров, бывшего и настоящего, являющихся при этом по крови на три четверти немцами…