Навязанная игра - Алексей Иванович Гришин

Грубо коллеги сработали, коряво. И этим грех не воспользоваться! Вы вот что, Василий Петрович, давайте-ка выходите на господина Галбрейта, благодарите, клянитесь в вечной дружбе. В общем, все как договаривались. А потом приходите сюда за документами. Да готовы они, две недели, как вас дожидаются. Во-от. А мы пока покумекаем. Есть у меня мыслишка, но ее еще обкатать надо, согласовать с кем положено.

* * *

– Алло, мистера Галбрейта, пожалуйста. А когда будет? Нет, ничего не надо, я через час перезвоню.

Он позвонил из ближайшего к консульству таксофона, но тут выяснилось, что друга Билла нет на месте. Или, скорее всего, он просто не спешит брать трубку, чтобы клиент поволновался, понервничал. Дозрел, короче.

Раз так, то надо нервничать. Нервно ходить по городу, лишь искоса поглядывая на его красоты, нервно пить кофе. Даже пивка можно выпить, но опять же исключительно нервно. Интересно, за мной сейчас ходят? Да хрен его знает. Сейчас проверяться – это будет не по сюжету. Да и просто глупо – в незнакомом городе, пешком, только наружку смешить.

Однако город красив, ничего не скажешь. Спокоен, неспешен. Ясно, что местные гномы15 сейчас на работе, по улицам гуляют или туристы, или жены гномов. А как правильно? Гномки или гномихи? Ну-ка, филолог, вспоминай. Что, не получается? То-то же, а то в докторантуру он собрался. Книжки вначале почитай, азы повтори.

Мысли улетели в сторону. Перекинулись вначале на докторантуру, потом на Принстон, потом на Кранбери. А потом и вовсе отправились гулять по просторам воспоминаний и фантазий. И все они были светлыми и добрыми, словно и не было в его жизни ни крови, ни боли, ни страха.

Как там в фильме? «Воздух свободы опьянил его»16. Ну да, наверное. Здесь, среди спокойствия и если не тишины, так уж точно умиротворенности. Засасывающей, не желающей отпускать в грязь и озлобленность, которыми до краев наполнилась Россия.

Хотя, может, все и не так, может быть он, как мент, из мутного окна своего кабинета видит жизнь лишь такой. Как говорят психологи – профессиональная деформация. Объективный процесс, который надо лечить тренингами, долгими и доброжелательными беседами с мозгоправами. Или таблетками, если случай совсем уж запущенный.

А потом уже, исправленному, приведенному в позитивный настрой, выезжать на очередное бытовое убийство или с той же благостью выслушивать очередного окровавленного потерпевшего или изнасилованную девчонку, которая вдруг приглянулась проезжавшим мимо крутым браткам.

Черт, вот что за жизнь! Казалось уже все хорошо, мечтается о прекрасном, и все назад. В то же самое дерьмо.

Так, что со временем? Пора звонить.

– Алло, мистер Галбрейт? Билл, рад тебя слышать! Я в Берне, пересечемся? Где это? Понял. Отлично, буду.

Оказывается, американское посольство находится в пятнадцати минутах ходьбы от посольства российского. На полпути на берегу Аре есть ресторан швейцарской кухни, куда американский разведчик и пригласил пообедать российского мента.

Теплый сентябрьский день, вынесенные на открытую веранду столики, свободные в это время дня, когда обед у трудолюбивых швейцарцев уже закончился, а до конца рабочего дня еще работать и работать. Благодать как для неспешного конфиденциального разговора, так и для скромных, вооруженных специальной техникой молодых мужчин и женщин, не стремящихся обратить на себя внимание, но желающих запечатлеть его подробности если не для будущих поколений, то уж точно для своих начальников. В том, что в столике, за котором ждал своего приятеля мистер Галбрейт, вмонтирован микрофон, Щербатов не сомневался ни на мгновение. Как и в том, что их встречу снимают с нескольких ракурсов. Например, вон из того «Рено» с приспущенным водительским стеклом, что скромно припарковался на противоположном берегу реки.

– Бэзил, дружище, рад тебя видеть! Честно говоря, я сам вечером собирался подъехать в Цюрих. Что-то еще случилось?

Щербатов сел напротив американца и раздраженно махнул рукой.

– Случилась матушка Россия с ее разгильдяйством. Я три недели здесь, так наше консульство до сих пор не оформило документы на оформление моего отцовства. И не потому, что проблема сложная. Им, видите ли, некогда. Есть другие дела, бесконечно более важные. – Он взял в руки меню, но даже читать не стал, зло бросил на стол. – Вот объясни, почему только у нас к людям такое отношение? Не ко всем, боже упаси. Если ты начальник, да хотя бы просто иностранец, тебя и встретят, и обслужат как родного. А своего можно и в задницу послать, или еще куда подальше. Есть в русском языке соответствующие направления.

– Что, так плохо? – искренне поинтересовался Галбрейт.

Щербатов откинулся на спинку стула, помолчал.

– Не совсем. Сегодня обещали все сделать. Но все равно досадно. Словно мне вчерашнего приключения мало. Ладно, давай наши дела обсудим. Как думаешь, чем эта история закончится?

А что тут сказать? Галбрейт говорил долго, немного путано, но итог был прост и однозначен – хрен его знает. От вчерашнего лучезарного оптимизма мало чего осталось. Вроде бы и увольнение было незаконным, и Аллу уже на работе восстановили. И та злополучная дискета у нее была изъята в нарушение всех и всяческих законов, но она существовала. Лежала сейчас в полиции для принятия процессуального решения.

Но если возбуждение уголовного дела, а тем более суд представлялись маловероятными, то удар по деловой репутации фрау Щербатовой мог быть нанесен сокрушающий. С таким пятном в биографии ее ни в одну серьезную организацию не допустят.

Также не порадовала новость, что месье Фазель отказался представлять ее интересы. Вроде как один раз помог, чисто по дружбе, а дальше – извините, у него иных дел по горло. А что, если б у Щербатова не было опыта общения с американскими адвокатами, он бы эту клюкву проглотил и не поморщился. Потому что на родине эти акулы только-только зубы показывать начали, не привык еще народ к их аппетитам.

В общем, остается у несчастного Бэзила одна надежда на связи господина Галбрейта. Захочет – поможет, а нет, так и спрашивать не с кого.

– Да, Бэзил, тебе же послезавтра уезжать! Сделай доброе дело, отвези моему другу письмо. – Американец передал плотный запечатанный конверт без каких-либо надписей. – А то по почте когда еще дойдет. Да и дойдет ли вообще – сам говоришь, одни разгильдяи вокруг.

Повторение интриги с часами? Наверняка. Но куда ж деваться? В такой-то ситуации.

– Конечно, какой вопрос!

– Отлично! Кстати, у тебя же завтрашний день в запасе. Ты к Deep Purple17 как относишься?

– Ну… люблю, а что? – Щербатов прифигел от такой смены темы.

– Тогда обязательно съезди в Монтрё! Тамошнее казино не рекомендую, представляя твои доходы, но по набережной пройдись обязательно. Лучшая их песня именно об этом месте написана.

Все верно. После того как сказано главное, разговор следует перевести на что-то мирное, собеседнику близкое и интересное. Все как в учебнике.