Охота на Квака - Леонид Кудрявцев

— А что если это очень большой конвейер? — спросил я.

— В каком смысле?

— Ну, в том смысле, что очень большой. Кто-то, некоторое время назад, повел атаку сразу на восемь, нет, если учитывать тот в котором я лишился своего тела, то на девять киберов. Сразу на девять, понимаешь?

— Ну, и что дальше? — заинтересовался Доктор.

— А то, что он обработал девять киберов, со всеми потрохами, и теперь в каждом из них, по очереди, крадет по телу. В чем выгода, спросишь ты? В том, что его систему обнаружить гораздо труднее, чем обычный конвейер, а стало быть она более безопасна. Еще могу добавить, что в силу сказанного выше, работать она будет дольше и соответственно, принесет больше дохода. Кто-то влупил в гигантский конвейер очень большие деньги, просто колоссальные, но и снимет с него тоже совершенно чудовищную сумму. Может быть, если этот умник не закусит удила, его гигантский конвейер будет работать годами.

— Очень интересная теория, — сказал Доктор.

Лицо у него вдруг застыло, словно превратившись в маску. Я все-таки не удержался, и довольно хихикнул.

Что, съел, умник? То-то, знай наших.

Доктор взял сигарету, прикурил, сделал пару затяжек и вдруг, раздраженно ругнувшись, потушил ее в пепельнице.

— Что, согласен? — спросил я.

— Не согласен, — отчеканил Доктор. — Никак не согласен.

— Что тебя не устраивает?

— Многое. Да, конечно, теория любопытная. Только, учти, на практике она совершенно неосуществима.

— Почему?

Я еще раз усмехнулся.

Ну-ну, посмотрим, что этот специалист по искусственным телам сумеет мне возразить.

— Потому, что в большом конвейере задействовано много людей. Чем больше людей, тем больше вероятность, что кто-то из них проболтается, или совершит ошибку, или попытается надуть главного организатора. Человеческий фактор, вот то, что делает невозможным долгую работу большого конвейера. А если он не будет работать долго, то потраченные на его создание деньги не окупятся.

Доктор был несомненно прав. Однако, так быстро сдаваться я не собирался. У меня в заначке был еще один вопрос.

— Хорошо, большой конвейер нестабилен. Тут я согласен. Почему же он нестабилен? А потому, что тех кто в нему участвует заставляет работать вместе жажда наживы. Однако, другого объяснения массового похищения тел у нас пока нет. Следовательно он существует. Может быть, кто-то сделал большой конвейер не ради денег?

— Ну, тут ты хватил, — промолвил Доктор. — А ради чего? Что еще может заставить людей пойти на такое дело?

— В этом и есть мой вопрос. Подумай, может быть, все-таки, есть еще что-то?

— Может и так, — Доктор хмыкнул. — Да только, откуда мне это… Хотя, погоди, кажется придумал.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Идея. Какая-то фанатичная идея. Вот тот цемент, который может скрепить людей покрепче чем деньги.

— Какая идея? — поинтересовался я.

— Да какая угодно. Откуда я могу знать? Чем проще тем лучше, Фанатики они сложные идеи не воспринимают… Хотя, нет, тут не пройдет даже это. Для того, чтобы построить конвейер на основе фанатичной идеи, потребуется еще большее время. А фанатики, они, на долгое терпение не способны. Где-нибудь, когда-нибудь эта идейка уж выплыла бы, обязательно.

Он помолчал, потом сокрушенно покачал головой и сказал:

— Нет у меня ответа на твой вопрос. Боюсь, тебе придется его искать самому.

— И ты мне в этом не поможешь?

— Между прочим, я тебе уже помог. Выдал информацию, которую не сообщил бы никому другому. Так что, цени.

— Но хоть что-то ты посоветовать еще можешь?

— Могу. У тебя есть ниточка. Вот берись за нее и попробуй размотать клубок. Какая ниточка? А слухи о похищениях. Ты должен узнать кого именно похитили и при каких обстоятельствах. Может быть, это поможет тебе найти похитителей.

— Как же, найдешь их…

— Найдешь, если постараешься. Главное, учти, если и в самом деле работает большой конвейер, у него где-то должен быть центр. Кто-то, где-то, сидит, получает информацию о том как проходит процесс и отдает команды. Найди его, этого главного, прежде чем тебя поймают. В нем твоя главная надежда.

— Ну, ты силен, — промолвил я. — Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.

— Головой надо работать, головой! — раздраженно сказал Доктор. — Прежде всего узнай кто именно были похищенные. Потом — сообразишь, что делать.

— Но ведь официальных данных о похищениях нет.

— Правильно, нет. Значит, тебе остается только попытаться получить эти данные из неофициальных источников.

— Ты говоришь о дворце слухов?

— Конечно. Придется тебе в него заглянуть.

Я бросил на Доктора внимательный взгляд. Лицо у него раскраснелось, волосы были всклокочены, глаза… Да, с глазами у него творилось что-то не то. Какие-то они у него были виноватые, что-ли, или испуганные, или еще…

— Ладно, нечего на меня пялиться, — грубовато сказал Доктор. — Я понимаю, что по идее получить эти данные должен я. Мне это сделать легче. Но встань на мое место. Судя по твоему рассказу, ты опережаешь преследователей всего на один шаг. Может быть, даже на полшага. Они должны предполагать, что ты попытаешься как-то получить эти данные, или сам или через кого-то постороннего. Что это означает?

— То, что любого, кто попытается получить данные о похищенных они возьмут на прицел, — сказал я.

— Вот именно. Тебе терять нечего, ты спасаешь жизнь, а мне… Мне даже удрать некуда.

Соглашаясь с ним, я кивнул.

Да, проще всего было обидеться. Наверное, я так бы и сделал, лет десять назад. Но не сейчас. Сейчас я знал об этой безумной штуке под названием жизнь немного больше. Доктор в самом деле сделал все что мог. И даже больше. Требовать от него еще чего-то было бы жестоко. В конце-концов, у него своя, налаженная, стабильная жизнь. И требовать чтобы он, ради такого эфемерного понятия как дружба поступился ей было бы жестоко, неправильно. Если с ним и в самом деле что-то случится, я себе этого никогда не прощу. Или даже не с ним, а с тем, кто ему дорог. В этом случае все будет даже хуже. И все-таки, все-таки…

— Ладно, пора мне и честь знать, — сказал я, вставая. — Да и тебе завтра на работу.

— Плевать на нее, — сказал доктор. — При чем тут какая-то работа?

У него опять что-то происходило с глазами и видеть это было невыносимо. И я, конечно, должен был еще посидеть с ним, поговорить о чем-то, чтобы он успокоился, чтобы он убедил себя что поступает правильно. Но я знал что мне нужно уйти, прямо сейчас. Как только я покину эту комнату, ему сразу станет легче. А минут через пять он успокоится окончательно, и вернет себе мир, в котором ощущает себя комфортно, мир удобной квартиры и чистой кухни, мир к которому он привык, причем так, что поменять его на что-то другое уже не в состоянии.