Дипломат особого назначения - Сергей Щеглов

— Все в порядке, — сказал Олег. Метнулась шальная мысль — он что, все еще надеется получить второй слиток?! - Что дальше?

— Сейчас монсеньер тебя будет допрашивать, — развеял Герт его иллюзии. — Мы тут посовещались — вытаскивать тебя наверх небезопасно; так что ползи на середину камеры и жди. Монсеньер будет говорить с тобой сверху вниз, как бог.

— Ладно.

Олег предусмотрительно отступил к стене, оттолкнув также и Хампа. Голова Герта исчезла, минуту ничего не происходило, потом в отверстии появился черный сосуд и незамедлительно полетел вниз, с треском разбившись. Плеснулась и сразу вспыхнула вязкая жидкость. Стало совсем светло.

Теперь Олег мог разглядеть своих соседей. Хамп недоуменно глядел на огонь, подпирая стену; слева отползал от огня человек в лохмотьях, с неестественно вывернутыми суставами, лица его не было видно. Бородатый Эдор протирал глаза, загораживаясь изо всех сил от света.

— Эй ты, волшебник! — заорал сверху монсеньер. — Признавайся, ты можешь делать золото и…

Что еще интересовало монсеньера, осталось неизвестным. Олег только успел зевнуть и собраться ответить, как увидел такое, что заставило его вскочить на ноги и броситься к центру камеры. Монсеньер, словно решив, что голова тяжелее ног, перевалился через край дыры и полетел прямо в пламя.

Олег подхватил его и заботливо усадил у свободной стены.

— Конечно, монсеньер, — с почтением сказал он вслед за тем, — не волнуйтесь вы так!

И подозрительно посмотрел вокруг. Кто-то провел направленное внушение — Олег почувствовал еле заметный всплеск энергии. Но кто? Хамп дель Райг смотрел на Олега с веселым восхищением; Эдор — с ужасом. Четвертый же узник по-прежнему лежал без движения.

Монсеньер излучал бессильную злобу и страх.

Герт заглянул сверху; на лицо он был озабочен, но внутренне улыбался. Олег повел головой — что же теперь делать?

— Олег, — раздался очень знакомый голос, — вот мы и встретились.

Голос исходил от человека в лохмотьях; теперь он повернулся к свету лицом, и Олег узнал Багена.

— И ты здесь? — недовольно буркнул Олег.

— Я!

— Какая удача, монсеньер! — сказал Хамп дель Райг, потирая руки. — Тут есть даже огонь!

— Я собрал вас всех здесь… — низким голосом провозгласил Баген.

— Герт! Лестницу! — скомандовал монсеньер.

— Я мигом, — отозвался Герт, исчезая, и до Олега донесся лишь слабый его смешок. — Да вот только кто по ней поднимется?

Эдор, наконец, привык к свету и, уставившись на монсеньера, затрясся от удивления:

— Монсеньер?? И вы здесь? Ваш замок пал?..

— Редкостное сборище идиотов, — констатировал дель Райг.

— Во главе с нами, — буркнул Олег. Он почувствовал, что ему нравится сидеть, привалясь к стене, ничего не делать и смотреть на весь этот бедлам.

— Я собрал вас всех здесь, — снова проговорил Баген, — силой своего духа я собрал вас, чтобы вы держали ответ перед Вечностью.

— И меня тоже, брат? — воскликнул Эдор, прослезившись.

Герт бросил сверху веревочную лестницу; она угодила прямо в пламя и мигом вспыхнула.

— Идиот! — в один голос закричали Хамп и монсеньер; монсеньер — отчаянно, Хамп — весело.

— Извиняюсь, — сказал Герт. — Костерок-то погасить нужно…

И плеснул сверху воды.

Каменный мешок наполнился паром. Пламя не пострадало, но лестница погасла.

Монсеньер тут же вскочил и, выставив свой меч в сторону Олега, стал пятиться к лестнице.

Олег и не пошевелился. А Хамп дель Райг быстро выставил вперед левую ногу.

Монсеньер споткнулся, зашатался и, хватаясь за воздух, упал прямо в огонь. Одежда его вспыхнула; раздался рев боли.

Олег поднялся и вяло оказал монсеньеру первую помощь.

Хамп дель Райг хохотал во все горло. Герт вторил ему мысленно, лицом оставаясь серьезным.

— Довольно! — сказал Баген строго.

И Хамп дель Райг впервые в жизни перестал смеяться не по своей воле.

— Ты! — сказал «видящий насквозь». В наступившем полумраке Олег увидел, как его костлявый палец вытянулся в направлении монсеньера.

Тот упал на колени, отбросив меч. Олег понял, что он действительно собирается каяться.

Какая чушь, да что же это такое?

Немного погодя Олег сообразил, в чем дело. Баген владел бессловесным гипнозом, и владел неплохо. Вспомнилась рукопись из лаборатории — там упоминалось подобное.

— Говори! — воскликнул Баген, как ударил.

— Я, Ганс Фиржих орт Трит, — глухо заговорил монсеньер, — вот уже сорок весен живу смертью других…

Олег слушал эту пепельную исповедь, бесконечное марево смертей, насилия, огня, и медленно проникался жалостью. Такой убогой, однообразной, плоской жизнью жил казавшийся грозным и великим монсеньер, ничего не добившийся и ничего не желающий…

— Я сжег за последний месяц сорок фанатиков, я разрушил семь деревень, я поджег Могучий лес… — словно хвастался монсеньер, ибо больше нечего ему было сказать, и голос его звучал как из-под земли. — Я не заслуживаю даже смерти.

Интересно, думал Олег, часто ли здесь такое происходит? И еще одно было интересно ему, о чем он даже и думать не смел, — неужели и его, землянина, вызовет на исповедь странный старик? А может быть, он и есть посланник, и это наконец контакт? Но ведь он должен понимать, что я не поддамся гипнозу…

— Что ты можешь предложить во искупление?

Монсеньер затрясся, рыдая без слез.

— Я могу лишь одно — воевать. Но разве смерть искупит смерть?

— Быть может. Думай! Ты? — Баген указал на Эдора.

— Я, Эдор Крон дир Панал, Хранитель знаний, всю жизнь провел за книгами, перелистывая мудрость веков…

Хранитель знаний говорил уверенно, на подъеме, как будто давно ждал этой исповеди и тщательно к ней готовился.

— Я ничего не сделал никому; я не смог применить мудрость наосов… Я не заслуживаю даже жизни.

— Что ты можешь предложить во искупление?

— Я могу лишь копаться в мудрости — я бессилен создать ее. Я ничего не могу.

Эдор упал на пол, обхватив голову руками.

— Можешь и ты. Думай. Ты?

Олег с интересом следил за пальцем Багена. На этот раз он нацелился в широкую грудь Хампа дель Райга.

— Я, Хамп дель Райг, — заговорил тот каким-то чужим голосом, — всю жизнь перехожу с места на место, оставляя их чуть беднее, чем нашел…

Перед Олегом вновь пронеслась целая жизнь. Мечта детства о далеких странах, ненасытная жажда нового — и полное отсутствие возможности изменить что-то, позиция вечного странника, всегда вмешивающегося, наблюдающего, убивающего — но ничего не меняющего… Олег опечаленно вздохнул.