Разбойник - Керриган Берн

Фара поняла, что сам Дориан решил воспользоваться привилегией мужа, отказавшись от обручального кольца, так что церемония продолжилась. Ее память вернулась к другому венчанию, в другой маленькой и пыльной церкви. К тому, на котором присутствовали только две души, пожелавшие связать свои судьбы воедино. Фара была рада, что нынешняя церемония оказалась христианской, а не более архаичной, как у них с Дуганом. Она не смогла бы сказать тех слов другому.

– Берешь ли ты эту женщину в законные жены…

«Ты кровь от крови моей и кость от кости моей…»

Произнесенное Блэквеллом «беру» было более решительным, чем ее. По сути, когда Фара произносила эти слова, она вполне могла бы отвечать на вопрос вроде: «Не возражаете ли вы против того, чтобы сесть рядом с маркизом де Садом и потолковать с ним о литературе?»

Тем не менее это имело значение, и не успела Фара опомниться, как священник объявил их мужем и женой. Заключительные слова, которые ее муж прочитал из Библии приглушенным голосом, вызвали в ней легкий шок страха и желания.

– «…и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть»[11].

«Я тело свое отдаю тебе, чтобы мы двое могли стать одним…»

«Одна плоть», – сказано в Библии. Соединенные. Верные друг другу.

Праведные слова вызвали влажный прилив тепла, который, как грех, распространился между ее ног. Этой ночью они соединятся не только словами. Их тела будут двигаться как одно. Разумеется, такие мысли кощунственны в церкви. Фара искоса посмотрела на темную фигуру Дориана. Конечно, когда выходишь замуж за дьявола, что там одна-две кощунственные мысли!

– «…что Бог сочетал, того человек да не разлучает»[12].

«…И душу свою отдаю тебе до конца наших дней».

– Аминь, – сказал Дориан.

– Аминь, – эхом отозвались собравшиеся.

– Видите ли, мистер Блэквелл, эта часть канона не требует заключительного «аминь», – заметил священник.

– Для меня требует, – возразил он.

– Что ж, в таком случае… вы можете поцеловать невесту.

Дориану понадобилась целая вечность, чтобы приподнять ее фату. И еще одна – для того, чтобы склониться к ней, причем оба его глаза хоть и отличались на вид, но каждый был полон решимости.

Фара была абсолютно неподвижна, как будто даже легкое подергивание века могло заставить его передумать. Оба довольно тяжело дышали, причем вдохи Дориана казались глубже, чем ее. От него пахло мылом и пряностями с легким оттенком древесного дыма, как будто адское пламя опалило его отлично сшитый костюм.

Губы Дориана приоткрылись, и его легкое дыхание порывами нежного ветерка коснулось ее рта. В его глазах Фара увидела тоску. Сомнение. Потребность. Панику. И она сделала то, что ему было нужно: сократила узкое пространство между ними легким движением шеи и прижалась губами к его губам в целомудренном, но великолепном поцелуе.

Его губы оказались теплыми, твердыми и неподвижными, но он не отодвинулся от нее. По сути, Блэквелл не шевелился, пока она не оторвалась от него и не повернулась к ухмыляющемуся Фрэнку, не упустила из виду, как Мердок вытирает слезы носовым платком, который ему в руку сунул Тэллоу.

Фара сделала это. Теперь она стала миссис Дориан Блэквелл.

Пока смерть не разлучит их.

Естество Дориана отвердело. Оно давило в ткань его сшитых по заказу брюк с болезненной настойчивостью, из-за чего ходить стало чертовски неудобно. Блэквелл опасался, как бы кровь, пульсирующая в его ушах, груди и горле, не лишила его мужского достоинства.

Такое случалось и раньше.

Он официально взял Фару в жены, но не мог по-настоящему назвать ее своей, пока не завладел ее телом и не орошил ее лоно своим семенем. Фара понимала это, требовала этого. Как и его жезл.

Дориан стоял перед дверью комнаты Фары несколько минут, а может, и час, вцепившись в ручку двери рукой в кожаной перчатке.

Теперь она принадлежала ему, ее имя в большей степени было связано не с ее прошлым, а с ним. Милая, невинная девушка, ставшая легендой тюрьмы Ньюгейт, теперь невыразимо желанная женщина, которую вот-вот запятнает его развращенное, отвратительное, гадкое тело.

Он не мог допустить, чтобы она прикоснулась к нему. Или даже посмотрела на него. Оно оттолкнет ее, вызовет ее отвращение или что похуже. Были ли у нее таинственные и романтические ожидания от девственных изысканий нежного любовника? Или она уже смирилась с тем, что он не способен ни на любовь, ни на нежность?

Дориан много чего желал, но в список его желаний никогда не входила брачная ночь, и вот она все-таки наступила. А что же его жена? Она мечтала об этом дне, этой ночи? Его жена не была дурой. Она согласилась выйти замуж за Черное Сердце из Бен-Мора. За человека, от которого нечего ждать. Ни сострадания, ни милосердия. За отъявленного вора, который брал лишь тогда, когда ему нравилось.

Он дал обещание взять ее этой ночью, а Дориан Блэквелл всегда выполнял свои обещания.

Фара места себе не находила и лишь полчаса назад поняла, что желание становится все сильнее. Готовясь к встрече с Дорианом, она сначала живописно раскинулась на своем красивом кремово-голубом покрывале с книгой в руках, расстегнув одну или две пуговицы на высоком воротнике, а ее юбки растеклись по ногам лужицей шелка.

Фара представила, что позирует британской художнице греческого происхождения Марии Спартали Стиллман и выглядит при этом безмятежной, таинственно отстраненной, но доступной.

Это продолжалось всего пять минут.

Соскользнув с кровати, Фара зажгла свечи и расставила их на разные поверхности в комнате, в надежде, что они дадут необходимое количество мерцающего золотистого света. Сделав это, она устроилась на краю кровати, сложив руки на коленях и решив не шевелиться, пока он не войдет.

Боже, а вдруг предполагалось, что это она пойдет к нему? Что, если даже сейчас он ждет ее в своем логове? Они ведь ничего не обсудили после обеда, к которому ни один из них не притронулся, а лишь слушали звуки веселья вокруг них.

Подвыпивший Мердок сопроводил Фару в ее спальню и громко объявил, что ждал этого дня десятилетия, и наконец, черт возьми, наступило время, когда она и Дориан обретут свое счастье и друг друга.

Фара уже довольно хорошо изучила шотландца, чтобы не вступать с ним в спор, когда он затронул свою любимую тему, поэтому не стала напоминать ему, что они с Блэквеллом знакомы всего несколько дней и что ни один из них не искал счастья в этом браке. Хотя Фара не чувствовала себя несчастной, и это ее поражало. Можно было бы подумать, что такой союз заставит ее ощутить угрюмый трепет. Но она не почувствовала ничего подобного. На самом деле она была удивительно спокойна, даже полна надежды. Почти как будто…