Мускат утешения - Патрик О'Брайан

— А ты не можешь одновременно встретиться с Томом Пуллингсом и преследовать «Корнели»?

— О нет. Том ждет нас, или должен ждать, гораздо севернее. Чтобы прибыть туда вовремя, мне нужно поднять все паруса. Француз моментально разгадает наш план. Его капитан не дурак — ты же видел, как он нас раскусил у Нил Десперандума. Нет. Если я погонюсь за Томом, возможно, упущу его, а уж «Корнели» — наверняка. Ты даже не представляешь, как корабль может скрыться и раствориться в этом полном островов море, если ему дать несколько часов.

— Уверен, ты прав. Опять–таки, остается более надежное, комфортное и удобное место встречи в Ботани–Бей, а точнее — в Сиднейской бухте. Джек, ты не представляешь, как я хочу посмотреть на утконоса.

— Помню, ты говорил о них, когда мы там были в последний раз.

— Проклятое, адское время, клянусь своей душой. Солдаты хмурились при виде нас, едва позволили ступить на сушу, пришлось спешить прочь почти без припасов и с пустыми руками помимо хорошо известного и обыденного зеленого волнистого попугайчика. Позор. Новая Голландия передо мной в глубоком долгу.

— Не волнуйся, в этот раз все пройдет гораздо лучше. Понаблюдаешь огромные косяки утконосов в свое удовольствие.

— Дорогой мой, они млекопитающие, пушистые животные.

— А мне казалось, ты говорил, что они яйца откладывают.

— Именно так. Вот это и прекрасно. И у них клювы как у уток.

— Неудивительно, что ты жаждешь увидеть их.

Ночь выдалась теплее обычного. Они легко и непринужденно сидели на двух матах, болтая о плавании на «Леопарде», о запахе, доносившемся с земли (определенно древесный дым в одних случаях, растений, иногда даже узнаваемых, в других), о том, как обостряется обоняние после краткого пребывания в море и о восхитительной чистоте и отсутствии вони на борту «Муската», даже в трюме.

Зашла Луна, звезды засияли ярче, и Джек предался воспоминаниям об обсерватории в Эшгроу. Образованный голландец в Батавии подсказал ему улучшенный способ вращения купола, основанный на опыте мельников его родины и их ветряных мельниц.

Восемь склянок. Филдинг заступил на вахту, но Джек остался на палубе. Когда некоторое время спустя в темноте на корму пришел Бонден, Обри сообщил ему:

— Бонден, тебе придется сказать товарищам, что план не сработал. Прилив слишком сильный, а француз слишком медленный.

— О да, сэр, — ответил Бонден, — Но я на корму пришел только сказать, что Киллик сварил кофе и блюдо овсянки. Вы есть будете на палубе или внизу?

— Что скажете, доктор? Вверху или внизу?

— Внизу, если можно. Мне скоро пора будет осматривать пациентов.

— Ничего страшного, если подождем пять минут? Хочу посмотреть на серп Венеры.

— Венера? О, спаси нас Господь, — странно невпопад ответил Стивен. — Разумеется. Я уверен, ты заметил, что море меньше волнуется?

— Да. Так обычно и бывает перед концом прилива, если помнишь. Теперь нас ждет высшая точка прилива, а потом вся масса воды помчится на восток, миллионы и миллионы тонн. Рискну сказать, что, подгоняемая ветром, она помчится быстрее. День обещает такой ветер, что придется брать рифы на марселях, и дождевые шквалы.

Стивен не видел никаких обещаний, помимо абсолютной тьмы на западе, но зная, что саламандры, кошки и морские создания обладают чувствами, которых у него нет, согласился. Он тоже посмотрел на восход Венеры: дрожащий объект очень близко к горизонту, но очень яркий и иногда, в подзорную трубу, действительно похожий на серп.

Они спустились вниз в кают–компанию и принялись за столь желанные кофе и овсянку, все еще говоря очень тихо, хотя «бездельников» уже подняли, и по кораблю разносился скрежет песчаника, которым в темноте драили палубу. В разговоре они снова и снова возвращались к плаванию на «Леопарде», субъективным удовольствиям острова Отчаяния и к миссис Воган.

— Славная женщина, — признал Джек, — и на редкость крепкий орешек. Припоминаю, в ссылку ее отправили за то, что она стреляла в пришедших арестовать ее сыщиков. Женщины с характером мне очень нравятся. Но так не пойдет, ты же знаешь. Не пойдет иметь женщин на борту. А вот, — Джек указал на вторую тарелку овсянки Стивена, выплеснувшуюся на стол, — вот что я имел в виду под сменой прилива. Он достиг высшей точки, и с усиливающимся ветром в корму, мы получим совсем другое море. Слышишь дождь? Один из шквалов, про которые я говорил: двадцать минут льет как из ведра, а потом — ясное небо. Солнце уже должно взойти.

— Я должен осмотреть пациентов. Мне вовсе не нравится состояние юного Харпера.

Некоторое время они обсуждали осколочные раны: случаи быстрого исцеления, случаи злокачественных нарывов. Когда Стивен встал, Джек сказал:

— Я пойду с тобой.

Вниз по трапу и на корму.

— Замечаешь ли приятный запах даже здесь? — спросил Стивен. — Недаром его назвали «Мускат».

Прежде чем Джек успел ответить, над головой раздался чудовищный тройной удар. Одновременно выстрелили оба ретирадных орудия. Обри пронесся по трапам, достиг квартердека под последними каплями дождя и с первыми лучами зари и сразу же понял ситуацию. «Корнели», подгоняемая ветром и течением, подняв еще немного самодельных парусов и набрав ход в проливе, спрятавшись в дождевом шквале, подошла на дистанцию огня длинноствольных орудий, повернулась и дала бортовой залп. Одно из ядер попало прямо в середину грот–марса–рея, и, хотя фал уже вытравили, огромный парус вздымался по ветру и хлопал, словно раскаты грома.

— Лево на борт, — крикнул Джек, частично чтобы облегчить парус, но больше — чтобы поменять курс «Муската». Сейчас он шел под углом к курсу «Корнели».

— Мы не управляемся, сэр, — крикнул Филдинг сквозь рев пушек. — Штуртрос порван, и ядро застряло между рулем и ахтерштевнем.

Джек окликнул бак:

— Блинд и бом–блинд. Отдать плавучий якорь.

Потом он обернулся:

— Мистер Краун, румпель–тали, немедленно. Мистер Сеймур, подтяните наветренные гитовы, режьте подветренные реванты, сверните все, насколько возможно, на марсе.

Обри помчался в кормовую каюту. Когда правое орудие выстрелило и откатилось, он скомандовал закрепить его. Высунувшись из порта, он обнаружил Ричардсона в ночной рубашке, подвешенного за кормой, каждый раз на волне окунавшегося в море до подбородка. Он яростно пытался поддеть ядро гандшпугом:

— Дик, оно пробило или застряло?

— В основном застряло, сэр, между скобой верхнего рулевого крюка и… — вздыбившийся поток пены прервал его фразу.

Джек вылез из порта и распорядился:

— Бонден, дай мне бухту троса, закрепи конец за средник. Скажи боцману, чтобы круто положили руль на правый борт, как только установят румпель–тали. Передай мне лом. Мистер Уайт, продолжайте.

Секундой спустя он погрузился в бурлящий кильватерный след. Тяжелый лом потянул его ко дну, но мощным гребком он выплыл в бурлящий кильватерный след и ухватился за гак цепного сорлиня, когда «Корнели» дала последовательный бортовой залп. Закрепившись под свесом кормы, Джек услышал, как в корпус «Муската» ударило ядро, а потом его оглушило ретирадное орудие мистера Уайта. Стоя одной ногой на рулевой петле и обхватив левой рукой руль, он засунул лом под наполовину вошедшее в обшивку ядро и попытался вытащить его, пока Ричардсон поднимал его с другой стороны. Волна за волной топили их в пене — «Мускат» набирал ход. Казалось, что это безнадежно: Джек быстро терял силы. Он уже едва удерживал лом, когда руль, к которому они так тесно прижались, заскрипел и начал потихоньку поворачиваться налево. Последний рывок, и ядро упало в воду.