Три килограмма конфет - Нельма

— Ты не заболела? — изо всех сил сдерживая сарказм спросил он, неожиданно приложив ладонь к моему лбу.

— Я просто подумала, что ты можешь знать, где Рита. Точнее, где Слава. Ну, они обычно вместе. И я решила узнать, если ты в курсе, потому что мне нужно её найти, — сбивчиво бормотала я, не в состоянии разумно излагать свои мысли, когда все они оказались заняты только его прикосновением. Оно неожиданно обжигало, расходилось по телу мурашками и внутренним жаром, хотя ладонь была совсем ледяная на ощупь: видимо, он только недавно зашёл с улицы.

— Они в курилке, — убрав ладонь, спокойно ответил Максим и отвернулся с явным намерением уйти. Он выглядел до того незаинтересованным в нашем дальнейшем общении, что в груди у меня кольнуло от обиды, а ещё от настойчивого чувства вины, будто я по своей глупости умудрилась разозлить и одновременно с тем разочаровать его.

— У тебя рука холодная. Так смотреть температуру недостоверно, надо… — у меня замечательно вышло снова остановить его, вот только что с этим дальше делать не было ни малейшего понятия. И закончить фразу я никак не могла, понимая, что произнеся слово «губами» в таком контексте, немедленно умру от остановки сердца. — Надо по-другому.

— Да? — Он снова повернулся ко мне, сделал шаг вперёд и встал совсем вплотную, так, что хватило бы одного глубокого вдоха, чтобы слегка соприкоснуться с ним грудью. А я мечтала иметь три пары рук, чтобы одной заткнуть свой рот, пока мне не пришло в голову озвучить ещё какие-нибудь крамольные мысли, второй — вцепиться себе в волосы и в панике выдирать их, а третьей — закрыть глаза, чтобы не видеть больше сосредоточенного и заинтересованного взгляда Максима, пробирающегося прямиком в душу. Уши я специально оставила бы свободными, чтобы ни за что не пропустить его следующую реплику, наверняка спустившую бы меня с небес на грешную землю и заставившую вспомнить, кто мы есть друг другу.

Ответ прост и лаконичен: никто.

Увы, у меня всё ещё была лишь одна пара рук, и те нервно теребили несчастный листочек с тестом, изрядно помявшийся и даже чуть надорвавшийся посередине. Я чувствовала себя так неловко, что почти пожалела о своём побеге от Романова парой минут ранее, ведь, оставшись рядом с ним, я бы показалась просто наивной и ветреной, а теперь выглядела идиоткой, каких ещё поискать.

И по тому, как чуть дёрнулись вверх уголки его губ, до этого сурово поджатых, стало ясно, что Иванов явно понял, что я хотела сказать сначала. На самом деле трудно было не догадаться, даже будь он таким тупым, как мне всегда хотелось.

— Ой, я забыла там вторую страницу! — с огромным облегчением я попятилась назад, покидая зону особенного напряжения между нами, и поспешила обратно в кабинет лингвистического класса, впервые спасаясь бегством не от него, а от самой себя.

Листочек действительно лежал на столе у Марго, и я немедля схватила его, собираясь как можно скорее добраться до туалета и умыться прохладной водой. Мне нужно было остаться в одиночестве, успокоиться и подумать обо всём без нервной дрожи, ощущения пылающих от стыда щёк и до сих пор горящего огнём лба. Но не успела я и шага ступить, как заметила сбоку быстрое движение, а следом услышала и тонкий писклявый голосок за своей спиной.

— Ты снова здесь, припадочная? Уже пожалела, что сбежала от Димы? А Максим-то тебя быстро отшил.

Я так и застыла около чужой парты с зажатыми в трясущейся руке листочками и гулко колотящимся сердцем. Не имело значения, Катя это или Марина, потому что любая из этих стерв всё равно была мне не по зубам. Пока взгляд беспомощно метался по пустым стульям, лишь бы не видеть издевательских улыбок или презрительных усмешек находящихся в классе учеников, поблизости раздался чей-то тихий смешок.

Удивительно, но Романова уже не было в кабинете. Получается, я так увлеклась попытками выставить себя идиоткой при Максиме, что не заметила, как Мистер Идеал прошёл прямо мимо нас.

— Марин, заебали ваши разборки уже. Сколько можно до всех доёбываться? — раздражённо бросил какой-то парень из сидящей неподалёку компании, на которого я тоже не решилась посмотреть, хоть и испытывала по отношению к нему бесконечную благодарность.

— Что ж, раз у Славы оказался такой дурной вкус на девок, радует, что хоть Макс пока не начал всякую шваль подбирать, — елейный тон сменялся на злобное шипение, сжимавшее мои внутренности стальными тисками страха. Не ожидая таких откровенных нападок и не успев отойти от стресса после разочарования в Диме и позора перед Максимом, я не могла сосредоточиться, чтобы ответить хоть что-нибудь, лишь бы не чувствовать себя до омерзительного жалкой.

Теперь у меня однозначно есть неоспоримый фаворит на звание самого ужасного дня в стенах гимназии.

— И не смей здесь больше ошиваться и липнуть ко всем подряд, поняла? Иначе я…

— Может быть, уже заткнёшься? — грубый вопрос беспардонно перебил пылкую речь Марины, словно так же как я моментально узнавшей того человека, кому он принадлежал. Иванов стоял в дверном проёме, скрестив руки на груди, слегка опираясь плечом о косяк, и выглядел сильно, чрезвычайно, невероятно разозлённым. Та ярость, проявления которой мне раньше приходилось видеть на его лице, тянула лишь на хилую шестёрочку по десятибалльной шкале в сравнении с приближающимися сейчас пиком. — Узнаю ещё о какой-нибудь подобной хуйне — в следующий раз подробно обсудим тебя, поняла?

Марина заметно побледнела, а мне даже стало её немного жаль. За последний месяц я успела лично убедиться, насколько ярко он умел выражать все отрицательные эмоции, за пару мгновений из обычного парня превращаясь в требующее крови и слёз исчадие ада.

— Ты идёшь? — Максим впился в меня взглядом, от которого по рукам опять побежали предательские мурашки. Я кивнула и второй раз за одну лишь перемену стремглав выскочила из проклятого кабинета, обещая себе ни за что и никогда больше туда не возвращаться.

Выходило, непредсказуемый и пышущий злостью Иванов, размашисто вышагивающий чуть впереди меня (приходилось перейти почти на бег, чтобы за ним поспевать), остался ждать, пока я вернусь за тестом, чем немало обескуражил. А теперь я, к тому же, совсем не знала, радоваться ли от того, что он спас меня от оскорблений необъяснимо агрессивной Марины, или ужасаться тому, что ему пришлось услышать все высказанные ей отвратительные намёки.

Подавленная и растерянная, я уныло опустила голову вниз и потупила взгляд, надеясь добраться до наших кабинетов в долгожданной тишине, ощущавшейся совсем не уютной, зато спасительной. Мало ли, что мне ещё захочется ляпнуть при нём? Однако, только мы вышли к лестнице, как у Максима, всё это время бросающего на меня долгие тяжёлые взгляды, закончилось терпение.

— Я что, действительно единственный, на кого распространяется твой безграничный сарказм? — резко выплюнул он, замедляя шаг и явно ожидая от меня какого-то ответа. В любой другой ситуации мне бы наверняка захотелось из принципа или по привычке огрызнуться, но не сейчас. Сейчас я ощущала себя нещадно прокрученной сквозь эмоциональную мясорубку, после которой в чувствах, мыслях и мнениях об окружающих людях творилась полная неразбериха. Мне нужно было время, чтобы разобраться в произошедшем, поэтому, опасаясь очередной ссоры, уже наверняка закончившейся бы моим нервным срывом, после его вопроса я только пожала плечами, не отрывая взгляд от пола и носков собственных туфель. — Не думай, что я сейчас пытаюсь обидеть тебя или хочу добить своими упрёками. Но, блять! Какого хера ты просто стояла и слушала, как какая-то идиотка нещадно полощет тебя в дерьме?