Раху - Грегор Самаров

— Они дерзают выступать в открытое поле! — вскричал Гайдер-Али. — Клянусь пророком, они погибли!

— Совершенно верно, — заметил Бревиль, тоже внимательно смотревший в бинокль. — Они занимали твердую позицию под защитой форта, но в открытом поле они в нашей власти. Мы должны их ожидать здесь, чтобы они рассеялись под орудиями Арко, и тогда при отступлении мы сможем перебить или разогнать их…

— А ты что скажешь, Самуд? — обратился Гайдер-Али к своему гостю. — Ты разделяешь мнение Бревиля?

Видя войска, выступающие из Мадраса, Самуд вздрогнул и крепко стиснул губы, но сейчас же оправился и спокойно отвечал Гайдеру-Али:

— Нет, великий господин, я не разделяю этого мнения. Если войска, выступающие из города, плотной массой придут сюда, то им придется погибнуть всем, до последнего человека. Враг, доведенный до отчаяния, опасен, и я не думаю, что тебе следует рисковать всем, что ты завоевал. Для тебя самое лучшее все-таки запереть их в Мадрасе и взять голодом. Если ты их победишь в открытом поле, они будут отступать в беспорядке и ты можешь ворваться вместе с ними и взять город. Если они удержатся, то, видя опасность, грозящую городу, им все-таки придется отступить, и если даже они отступят на старые позиции, то уже значительно ослабленными. Весть о поражении их разнесется быстро и даст тебе новых союзников…

— Клянусь пророком, ты прав, я того же мнения, так и должно быть! — согласился Гайдер-Али. — Подать мне лошадь!

Последние слова он проговорил торопливо, тревожно провел рукой по лбу и наклонил голову, точно она у него закружилась. Самуд следил за каждым его движением. Гайдер-Али опять выпрямился и удивленно озирался, точно ища причины своего головокружения. Потом он еще раз посмотрел в телескоп на равнину, где двигались войска и его армия начинала выстраиваться.

— Оставайся при мне, Самуд. У тебя зоркие глаза, и ты можешь мне понадобиться! — приказал он.

Самуд подошел, а за ним и телохранители. Гайдер-Али взглянул на них, они точно спрашивали его глазами, но он с улыбкой кивнул головой, как бы говоря, что отданное им приказание остается в полной силе.

«Он не верит мне, — подумал Самуд, — тем лучше!»

— А ты, сын мой, еще здесь? — спросил Гайдер-Али, оглянувшись и видя Типпо Саиба на башне. — Ты не с войсками, не стремишься навстречу врагу?

Типпо Саиб опустил глаза под пронизывающим взглядом отца:

— Я хотел просить тебя, отец, доверить мне крепость Арко, которой ты вполне справедливо придаешь значение надежного прикрытия.

Горе и презрительная насмешка мелькнули на лице Гайдера-Али.

— В твои годы я не усидел бы в тылу войска, когда наступает враг. Но ты прав, крепость Арко — наш оплот и должна находиться в наших руках, поэтому я передаю тебе командование над ней. Следи зорко за всем, не покидай своего места ни под каким предлогом и, даже если увидишь, что нам плохо, не посылай подкреплений, а напрягай и стягивай все силы, чтобы прикрыть наше отступление и встретить врагов выстрелами орудий и свежими войсками.

Типпо Саиб поклонился и поспешно ушел.

А Самуд подумал про себя: «Как прав Уоррен Гастингс, как верно судит, как хорошо знает своих врагов! Ему страшны не войска, не пушки, Гайдер-Али — единственный грозный враг».

Гайдер-Али сошел с башни, ему вывели лошадь, телохранители стояли, готовые его сопровождать; проходящие войска восторженными криками приветствовали своего полководца; знаменщик поднял знамя Мизоры. Гайдер-Али вскочил на лошадь, глаза сверкали, поблекшее лицо горело мужеством и отвагой, но у него снова потемнело в глазах, он испуганно вскрикнул и схватился рукой за голову.

— Что это? — спросил он. — Мне тяжело, точно смерть накладывает руку на меня!

Недомогание скоро прошло. Старый воин недовольно тряхнул головой: он сердился на свою слабость, которой не хотел давать воли над собой, и поскакал гордо выпрямившись.

Самуд, согласно приказанию, находился поблизости, а за ним ехали телохранители, не спуская с него глаз, готовые ежеминутно поразить насмерть.

Живописное зрелище представляли две воюющие армии при ярком солнце среди обширной равнины.

В центре английской армии во главе пехоты ехал генерал Эйр-Кот со своим штабом в ярко-красном, шитом золотом генеральском мундире и с развевающимся султаном. Все офицеры, по обычаю того времени, в бою участвовали в парадной форме. Войска шли в белых кителях и кожаных шапках вроде шлемов, также и конница, расположенная на обоих флангах.

Им навстречу страшно медленно двигалась армия Гайдера-Али по его приказанию. Опытный в военном деле раджа хотел еще до сражения утомить врага усиленным маршем, а самому возможно меньше удаляться от позиции. В противоположность англичанам центр его армии составляла конница, за которой он ехал сам и его телохранители с развевающимся большим знаменем. По обе стороны немного впереди шла пехота отдельными отрядами, в стороне, навстречу левому флангу неприятеля, — сильный отряд артиллерии.

Некоторое время обе армии наступали друг на друга: англичане быстрым ходом, войска Гайдера-Али так медленно, что едва двигались.

Когда они приблизились, батареи Гайдера-Али понеслись через поле, заняли холмы в стороне и открыли меткий непрерывный огонь, направленный в центр неприятельской армии. Сэр Эйр-Кот поставил пехоту большим каре и тоже открыл огонь из орудий, направляя его на авангард. Одновременно он дал приказ кавалерии во что бы то ни стало взять неприятельские батареи.

В минуту бой разгорелся со всех сторон, и пороховой дым густыми облаками поднимался к небу, воздух дрожал от пальбы, треска ружейных выстрелов и диких воинственных криков.

Англичане стреляли с удивительной меткостью и дрались необычайно храбро, но им все-таки не удалось взять неприятельские батареи. Артиллерия Гайдера-Али, обученная французами, стреляла так, что английская конница при каждом натиске рассыпалась и выстраивалась снова. Сэр Эйр-Кот ошибся. Как ни опытен он был, сколько ни одерживал побед, он недооценил прозорливость и ум полководца Гайдера-Али. В битвах с войском Могола и с магаратами Эйр-Кот всегда побеждал подавляющей силой своей сплоченной массы, о которую разбивались нападающие враги, как волны об утес. Теперь же он имел дело с противником, вовсе не старавшимся прорвать боевого построения его войска, а постоянными мелкими атаками со всех сторон отдалявшего решительный бой, только ослабляя и вызывая на него врага.

И решительная минута настала. Английская конница уже устала атаковать батареи, и противник с удвоенной силой направлял огонь на главный центр англичан. Мизорская пехота, набегавшая со всех сторон, грозила прорвать английское каре. Эйр-Кот отовсюду получал неутешительные донесения и должен был признать, что он и свою позицию удержать не может, а о том, чтобы выбить врага, и думать нечего. У старого генерала сердце разрывалось. Победы он и не ожидал, но надеялся нанести чувствительный удар врагу, может быть, даже оттеснить его в горы и устранить главную опасность для владычества Англии в Индии — веру в непобедимость Гайдера-Али.