Сибирский кавалер - Борис Климычев

Только вчера Девильнев узнал, что был ограблен на берегу возле Томска некий Еремей Жуков. У него, вроде, отняли два фунта золота. Девильнев заинтересовался сообщением, решил допросить ограбленного: откуда он столько золота взял? Приказал привести его прямо к себе во двор.

Девильнев сидел и пил чай с малиновым вареньем под двумя серебристыми тополями, возле только что отстроенного в новой комендантской усадьбе флигеля. Здесь Девильнев жил, пока достраивался по его планам дворец. Отсюда виден весь Томск и даже видны дальние леса за Томью. Девильнев улыбнулся, отхлебывая чай, и беря варенье ложечкой. Около вазочки гудела пчела. В калитку просунулась лысая голова и принялась кланяться. Девильнев понял, что явился вызванный им заявитель. Надо будет построже допросить его. Из доклада он знал, что человек этот добывает древнее золото. Каково же было изумление Томаса Томасовича, когда он узнал в заявителе бывшего управляющего княжеского имения — Еремея.

— Ну, Еремей, садись чай пить! Изумил ты меня до самых пяток! Вот уж не думал тебя здесь встретить. Еще и фамилию чужую взял. Ладно, хоть имя свое оставил.

— Гора с горой не сходится! — сказал Еремей. — И чего удивительного? Вы же знаете, что я по пьяному делу немного императором побыл. За то мне пришлось сваи в Родервике забивать, а потом и в Томск сослали.

— Это ты, братец, еще легко отделался. Ну а где же ты столько золота взял? Аж два фунта?

— Где, где! Нашел. На дороге.

— На какой же такой дороге, если мне говорили, что ты вылез из лодки, стал её привязывать в устье Ушайки, а тут на тебя и разбойник напал. Стало быть, ты куда-то на лодке ездил? Мне уже доложили, что ты не первый год бугрованием занимаешься. И фамилию ты себе чудную придумал: Жуков. А ты и в самом деле — жук! Городишь тут несусветную чушь про какую-то дорогу. Где бугровал?

— Вверх по Томи. Я разве знаю — где? Я столько холмов раскопал в разных местах, нигде ничего не нашел, кроме старых костяков лошадиных и человечьих. А тут шел по берегу по дорожке: кошель лежит, в нем два фунта золота.

— Что-то на сказку похоже. Что же, песок золотой или самородок? И разве ты весы с собой носишь? Откуда тебе известно стало, сколько в том кошеле фунтов было… И кто же такой кошель бросит?

— А я — знаю? Кто-то потерял. А что два фунта, так я примерно, так у меня ладонь сказала. Вообще-то я на ладони любую железяку подержу и точно скажу, сколько в ней веса. Это у меня с детства. И не песок там был, и не самородок, а шарики да квадратики.

— Ну, такого золота вовек никто не видел. На сказку похоже. Ладно. А кто тебя ограбил? Приметы его помнишь?

— Какие там приметы! Великанского роста, а вместо лица пламя горит!

— Опять же — сказка. В Москве мне случалось дело иметь с ряжеными мазуриками на ходулях. Но те ставили свечи в тыкву. Получалась огненная рожа. А ты что-то не то говоришь.

— Ей-богу! Пламя вместо лица. Аж глазам больно смотреть. Тюкнул этот гад меня чем-то тяжелым по лысине. Очнулся, никого рядом нет, и кошеля с золотом нет.

— Путаницу ты сплел несусветную. Шарики, квадратики. Пламя. Вряд ли по такому вранью можно поиск вести. И бугровать прекрати. Государственный указ есть: древних и прочих захоронений не трогать. Я прикажу, чтобы тебя допросили, а ты доложи обо всех местах, где ты и когда курганы разрывал. И попробуй только соврать, снова в каторгу попадешь. Все, что в земле находится, принадлежит государству!

— Ладно, всю правду доложу! — сказал Еремей. — Значит, гавкнулось мое золото. А ведь я хотел половину вам отдать, когда найду!

— Я тебя не задерживаю! — сказал Девильнев.

Выйдя от коменданта, Еремей направился в кабак. Там он прибег к испытанному способу бедных людей: заложил свой серебряный крест. Выпив водки, он подпер щеку кулаком и задумался. Надо сходить за Синий утес, к тому месту. Страшно. Может, ящерица эта огромная, мертвяки, которых он хотел обмануть, вовсе не снились ему? Но что же делать? Надо же как-то Дашу сосватать. А комендант, видать, не знает, что в городе девка живет очень похожая на Палашку. А ведь он в молодости тоже на ту Палашку заглядывался. Мало ли кто на неё заглядывался? А новую Палашку, которую зовут Дарьей, получит Еремей! Он место знает, где можно богатство добыть. И пусть хоть кожу с него сдерут, никому про место не скажет.

Ночь спустилась на город. Совы рыдали при луне, ухали филины, лаяли собаки. На городовой круглой башне стояла вестовая пушка на колесах. Она словно разинула рот в скучной зевоте.

Будочники перегораживали улицы длинным бревном, которое передвигалось на колесах. К бревну были приделаны рогатки. Это было изобретение коменданта Девильнева. Ведь если втыкать в землю каждую рогатку по отдельности, сколько уйдет времени на то, чтобы перегородить улицу? И будочники говорили меж собой:

— Фома Фомич, хотя и хранцузской нации мужик, а соображает.

— А чего ж ему не соображать? Не первый год в Расее живет… Военный. Раз — и в глаз! Да, хорошо…

А комендант в это время сидел в своем флигеле за бокалом тягучего как мед провансальского вина. Вино прислал в подарок генерал Антон де Скалон. За столом были новые друзья Девильнева. Бывший каптенармус лейб-гвардии Севского охранного полка Григорий Осипович Якимовша, который не только хорошо знал французский язык, но был большим любителем науки и литературы. Он принес показать только что полученный им том энциклопедии, в числе составителей которой были Дидро и Вольтер. За столом сидели еще инженер-капитан Сергей Плаутин и геодезии прапорщик Петр Григорьев.

Григорьев говорил:

— С томичами, Фома Фомич, сладить не так просто! Всем погорельцам по вашему указанию были выданы чертежи, где им возводить свои новые дома. Новые улицы и проспекты наши должны быть достаточно широкими для застройки, для посадки деревьев и для устройства дорог. Но многие принялись отстраивать дома на старом месте. Там у них были каменные подвалы, они особым образом отделены кладкой от верхнего деревянного этажа. В этих подвалах во время пожаров у них сохранялось от огня имущество, если даже вся деревянная часть дома сгорала. Говорят: «Мы десять раз горели, и каждый раз отстраивались на том же месте…» Вот и убеждай их! Когда я с каменщиками попытался разобрать их подвалы, на нас набросились с вилами и топорами. Дикость!

При этих словах Григорий Осипович Якимовша встал с бокалом в руке и сказал:

— Если позволите, я вам прочту стихотворение Поля Скорона, согласны? Ну, слушайте!

Везде на улицах навоз,

Везде прохожих вереницы,

Прилавки, грязь из-под колес,

Монастыри, дворцы, темницы.

Приметы: старцы без волос,

Ханжи, продажные девицы,

Кого-то тащат на допрос,

Измены, драки, злые лица,

Лакеи, франты без гроша,

Писак продажная душа.

Пажи, карманники, вельможи,

Нагромождения домов,