Эромахия. Демоны Игмора - Виктор Ночкин

В самом деле, на третий день господин Иргес отправил парламентеров, чтобы выяснить, на каких условиях он может сдаться его величеству. Ответ короля был мягким и милостивым — при дворе, по-видимому, хотели привлечь колеблющихся и тех, кто не числился в закоренелых мятежниках, на свою сторону. Всем им будет явлен пример: сдайтесь, как владетель Иргеса, и получите прощение. Об этом наемники знали со слов Риллона. Еще коротышка рассказывал, что Мервэ осуждает добрую политику короля, он предпочел бы жестокими казнями запугать лигистов, а не добиваться их расположения…

Капитан снова был в фаворе, его ежедневно принимали при дворе, приглашали на военный совет, увеличили выплаты на содержание солдат (предполагалось, что численность отряда возрастет) — в конце концов, именно отчаянная атака наемников на левом фланге решила исход иргесского побоища. Риллон теперь вовсю хвастался, что он, верный слуга короля и отважный военачальник, сам повел отряд в наступление, хотя все произошло иначе — атаковали наемники вопреки приказам капитана, и в бой их увлек Отфрид… Разумеется, теперь об этом не вспоминали, а Риллон был героем и с удовольствием хвалился. Правда, Игмора он старательно избегал.

Баронет теперь оставался совершенно равнодушен к похвальбе капитана. Юноша сторонился всех и снова принялся точить обломанный клинок. По-прежнему безуспешно. Ридрих несколько раз заговаривал с родичем, надеялся раздуть ту искорку человечности, что мелькнула в глазах Отфрида, когда тот говорил о мести Осперу. Однако баронет оставался таким же неподатливым и неизменным, как его меч. Глядел холодно, отвечал односложно. Он стал еще более замкнутым, чем до сражения.

Тем временем Иргес капитулировал, в замок вступил королевский гарнизон, а самого сеньора пригласили сопровождать его величество в походе на столицу. Присутствие при дворе вовсе не напоминало положение заложника — скорее, господину Иргесу была оказана милость. Его величество был подчеркнуто благожелателен с «гостем», всячески демонстрировал приязнь… Вскоре роялисты оставили лагерь под стенами замка и двинулись на юг — неторопливо, рассылая вправо и влево отряды, которым поручалось занять города и укрепления. Часто двор делал остановки, король давал пиры, принимал знаки покорности от местных дворян знати. Если провинциальные сеньорчики сами выдавали известных зачинщиков бунта — их наказывали, бросали в темницы, лишали титулов и земель. Казнили лишь нескольких знаменитых лигистов, запятнавших себя громкими преступлениями. Впрочем, таковых было немного. Раскаявшихся принимали милостиво, отпускали с прощением и напутствием рассказывать всем о королевской доброте и привлекать ко двору сомневающихся. Прием срабатывал — новые и новые господа являлись к его величеству изъявить покорность. It fama per urbes viresque acquirit eundo.[58]

Риллон по-прежнему ошивался при дворе, много пил во время застолий, без смущения хвастался подвигами (которые от пира к пиру становились все невероятнее). Время от времени капитан напоминал, что надеется на великую награду, сравнимую с его великими же заслугами.

Ридрих с тревогой поглядывал на кузена — как тот воспримет наглого выскочку? Отфрид лишь холодно улыбался да без устали терзал кургузый меч. Баронет извел бесчисленное количество точильных камней. Будь на его месте другой — наемники посмеялись бы, но рыжий юнец внушал сослуживцам такой ужас, что они сами разыскивали новые и новые оселки, где только удавалось, и вручали баронету. Не сами вручали — передавали через Ридриха. Лишь бы рыжий сидел над своей старой железякой и никого не трогал… Солдаты считали, что парень — кровожадный убийца и, поскольку отряду не приходится участвовать в схватках, может напасть на кого-то из своих. Возможно, их опасения не были совсем уж лишены основания…

А сражений и в самом деле не происходило на протяжении нескольких недель — провинции возвращались под власть короля большей частью мирно. Иногда вспыхивали стычки, в основном дрались кавалеристы авангарда. До серьезных боев дело не доходило — лигисты, те, что не желали раскаяться и принять прощение, предпочитали бегство.

Наконец войско достигло родных краев Отфрида и Ридриха. Впереди лежал Мерген. Стало известно — Оспер не желает покориться королю, он готовится защищаться. Как только Риллон принес эту весть, Отфрид оживился.

* * *

Когда передовые колонны королевской армии добрались к Мергену, город был готов к обороне. Под знамена Оспера сошлись множество лигистов — закоренелые мятежники и разбойники, запятнавшие себя преступлениями. В смутные времена таких всегда находится немало — они сотворили несчетное число беззаконий, пользуясь царящим в стране хаосом. А теперь, когда возвращались королевская власть и королевское правосудие, этим злодеям терять было нечего, и они собрались дать решительный бой роялистам. Граф, которому тоже не приходилось надеяться на пощаду, привлек на службу наемников, сражавшихся в прошлом году на стороне Лиги, и платил щедро. Теперь, когда предстояло драться за собственную жизнь, Оспер не экономил.

Кое-какие шансы у бунтовщиков в самом деле имелись: город был неплохо укреплен и в изобилии снабжен всем необходимым. Если удастся отстоять Мерген до зимы, то с холодами осада, вероятно, будет снята, тем временем на юге мятежники соберутся с силами, да и воспрянут духом, а граф Оспер станет признанным главой Лиги. Это значит — в будущем году новая кампания, новая кровь…

Понимали это и при дворе, потому к Мергену стягивались все верные его величеству войска. Бои начались еще на дальних подступах к городу — Оспер высылал против идущих с разных сторон роялистских отрядов дворянскую кавалерию. Для обороны стен всадники не так уж полезны, зато графу было выгодно как можно дольше оттягивать начало осады, потому конница Лиги действовала активно. Колонна, в которую входил отряд Риллона, двигалась к городу очень медленно, солдаты проходили в день не более десяти миль, поскольку каждые два-три часа вынуждены были отражать налет кавалерии.

Наконец к началу июля роялисты вышли к Мергену. Атаки конницы прекратились еще накануне, лигисты отступили. Теперь предстояло брать город. Наемники с тревогой разглядывали длинные серые стены и приземистые пузатые башни. Те, кто поопытнее, объясняли молодым товарищам, что для них штурм — особенно опасное дело, во время приступов пехота всегда несет большие потери, но и добыча может оказаться знатной. Отряду Риллона указали место против одной из башен и велели укрепиться на случай вылазки горожан. Наемники, разумеется, считали себя бывалыми вояками и презирали бюргеров, а потому никаких мер предосторожности принимать не стали.

Ночью солдаты Оспера, не зажигая факелов, одновременно открыли все ворота и тихо выступили из города. Кроме того, горожане сбросили со стен веревочные лестницы, спустились в ров и тихонько двинулись к позициям роялистов. Согласно плану графа, напасть планировалось одновременно по всему периметру. Замысел был хорош — люди короля, утомленные маршем, спали крепко. К тому же они еще не успели возвести собственные укрепления, так что в действиях мятежников имелся немалый резон.