Нелюдь - Александр Варго

– Ну… – виновато буркнул бодибилдер.

– Обоссать – так всю Луну! – раздражённо съязвил Скальцев. – Мало ли что он там мог увидеть: карету или машину времени, твоё дело – ничему не удивляться и поддакивать. Если бы он там соскочил, я бы тебя уволил без половины здоровья. Про выходное пособие вообще молчу.

– Я больше не буду, – испуганно, совсем по-детски сказал Роман. – А почему у него глюки?

– Потому что – я так хочу! – довольно осклабился Всеволод. – Ладно, соображалку расчехли и втыкай сюда. Про ЛСД слышал?

– Психоделик, типа…

– Опаньки, Ромаха конкретно в теме! Хвалю. Короче, я эту хрень достал, и не простую – а одно из производных, вдобавок – концентрированную. А у Глебыча на работе человечек есть, проныра ещё тот – но мне по жизни должен. Он ему обработанного курева и всучил несколько пачек: якобы на халяву досталось, за полцены отдаёт. Не удержался бывший одноклассничек от такой скидки, прикупил никотина с добавочками. Там их надо-то – по фильтрам мазнуть… Доза крохотная, но в организме постепенно накапливается: кумулятивный эффект – если по-научному. А потом: «Вижу монстров целый тюк, мозг мой схавал дядя Глюк!» Главное было – рассчитать, чтобы у него галлюцинации раньше времени не расплодились со страшной силой. Но дядя Сева всё прикинул ювелирно, оцени!

Скальцев расхохотался, но почти сразу же стал серьёзным:

– Жопу с яйцами ставлю против рваного гондона, что Глебычу сейчас чертовщина всякая мерещится. Он бы и в городе жутиков хапнул, но на кладбище атмосфера гораздо круче способствует… Гляди, как мечется: туда-сюда, опа, опа! Я бы сейчас реально раскошелился, чтобы увидеть, от какой срани этот дятел так шарахается.

Бодибилдер поёжился, глядя на прыгающее изображение. Потом тихонько спросил:

– А если он того… Пройдёт?

Всеволод безмятежно пожал плечами:

– Ромуля, я чуть умственным инвалидом не стал, пока всю эту канитель не придумал. Да и лавэ сюда влито нормально: не рупь и даже не доллар… Люблю спектакли лепить, а уж мимо такого случая пройти – точно не моё. И ты думаешь, я упирался для того, чтобы в итоге с Хреном Обломычем поздороваться? Ну-у-у, не разочаровывай…

– Не врубаюсь…

– Рождённый не врубаться – на «Майбахе» не ездит!

Скальцев вдруг ощерился во весь рот, превратив лицо в жутковатую маску. Здоровяк напрягся, ожидая чего угодно, но Всеволод заговорил – зло, отрывисто, не терпящим пререканий тоном:

– Если эта сука кладбище пройдёт и полным дураком не станет – то здесь и сдохнет! Завалим и закопаем, кто его тут искать-то будет? Он ведь никому не сказал, что сюда поедет. Я с Геннадьичем договорился, прослушкой его обложили плотнее некуда. С протёкшей крышей я его, может быть, отпущу, пусть живёт. Наташке такой дурдом под боком нахрен не упёрся, не настолько она «аля-улю», чтобы с дурилкой кладбищенской жить. Пошлёт, без вариантов. А я ведь красиво, по-человечески с ней хотел, любовь-хреновь… Луну с неба достать, брюликами украсить и подарить! Зачем ей этот нищеброд сдался, не пойму – хоть убей! Я ведь двенадцать лет этого ждал, Рома, двенадцать лет! Они ведь меня тогда – перед выпускным – душой на дерьмовую горку положили и пинка дали: катись, Сева! Ладно, не хотели по-хорошему, получайте по полной программе. Я уже не старшеклассник с папой на зарплате, сейчас могу и не таким жизнь усложнить… А если Наташка и потом морду воротить начнёт, я церемонии разводить не буду. Где-нибудь захомутаю, на дачу привезу, к кровати привяжу – и драть буду! А как устану, виагрой закинусь – и опять. И на следующий день, и ещё. Во все щели драть буду суку, без остановки, до крови! На иглу посажу, ручной зверюшкой сделаю. Ноги мне лизать будет, «Лебединое озеро» голой на битом стекле танцевать – всё, что мне в голову взбредёт. По-моему всё будет, Рома, по-моему!

Он замолчал, продолжая щериться: мечтательно, страшно… Потом распорядился:

– В багажнике пакет чёрный. Тащи сюда.

Бодибилдер беспрекословно выполнил приказ.

– Галлюцинации, Рома, – это хорошо, – наставительно сказал Скальцев, забирая у него принесённое. – Но для кульминации требуется реализм, и Глебыч его огребёт по самое «не мечтай»… В художественной самодеятельности никогда не играл?

Здоровяк отрицательно мотнул головой.

– А придётся… – Всеволод развязал пакет, вытряхнул содержимое на сиденье. – Держи, первым красавцем на кладбище будешь. Устроим рашен Хэллоуин.

Бодибилдер повертел в руках латексную маску демона. Клыки, кривые рога, гипертрофированные надбровные дуги, жутко набухшие вены, кляксообразные провалы ноздрей, уродливые наросты… Маска была изготовлена предельно реалистично, явно отличаясь от штамповочных изделий.

Кроме неё, на сиденье лежали такие же монструозные руки-перчатки до локтя, ещё одна маска и руки и что-то тканевое, в грязно-бурых разводах, свёрнутое валиком.

– По спецзаказу делали, в авральном режиме, – сказал Скальцев. – Денежку с меня пухлую слупили, но ведь залюбуешься. Да, Рома?

Здоровяк положил маску обратно на сиденье и посмотрел на Всеволода. Взгляд был странным, словно бодибилдер вспомнил что-то важное, но колебался – стоит ли рассказывать про это…

– Ну, чего? – покривился Скальцев. – Какие проблемы?

– Я это, вспомнил… – неуверенно, с явной неохотой пробормотал Роман. – Про кладбище. Может, и не про это, но как бы – оно. Бабка реально рассказывала, я ещё мелкий был. Как бы – не мне, родителям… Я, в натуре, случайно подслушал.

– Чего подслушал?

– Нечисто, типа, здесь… Как бы водилась какая-то фигня под землёй. Могилы реально курочила, мертвяков жрала. Потому, типа, и перестали хоронить.

– Не бабка у тебя, а Стивен Кинг какой-то, – ухмыльнулся Всеволод. – Забей и забудь. Если и беспредельничал здесь какой-нибудь крот-трупогрыз, то за столько лет всяко окочурился с голодухи. Давай, готовься к маскараду. Да, чуть не забыл…

Он вынул из кармана пиджака голубой цилиндрик флешки и воткнул её в разъём аудиосистемы, прибавил звук. Из динамиков тягуче поползла какофония гнетущих звуков: завывания, хлюпанье, надсадный скулёж, хруст…

Скальцев довольно кивнул:

– Вот тебе, Глебыч, – музон для ориентира. Кайфуй.

Просунул кисть внутрь второй маски – полусгнившего мертвяка: повертел её перед глазами и принялся надевать на голову…

Черемин перепрыгнул через розоватое пульсирующее вздутие, по всей длине которого кошмарными порами было разбросано несколько десятков маленьких, жадно чавкающих ртов. Треугольные зубы пираний, раздвоенное змеиное жало вместо языка, на пепельно-серых губах пузырится красноватая пена…

Голос больше не напоминал о себе, но теперь вокруг звучало что-то невообразимое, дьявольская симфония: болезненные вскрики, свист, скрежет…

Окраина кладбища была уже близко – от силы полсотни шагов. В небе опять раскинулась чёрно-белая радуга.