Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц

детям, пройти терапию, чтобы помочь понять природу своего гнева и научиться справляться с ним, при условии искренней заинтересованности самих женщин. Этот процесс требует противостояния депрессии, изоляции и травматизации, которые часто лежат в основе агрессии.

Чтобы защитить своих детей или суметь справиться с собственными чувствами подавленности и гнева, матери должны проработать свой собственный опыт насилия в детстве и научиться защищать себя. Также важно, чтобы женщины, в отношении чьих детей органы опеки возбудили судебные разбирательства и кто столкнулся с возможностью их изъятия из семьи, получали опыт понимания и поддержки. Если такая женщина теряет своих детей в результате судебного разбирательства, она сталкивается с глубоким и продолжительным горем, в связи с чем ей может понадобиться помощь.

Это можно предложить обсудить с ее адвокатом, и в соответствующее учреждение может быть направлена рекомендация. Можно также обратиться в службы детской и семейной психиатрии и психологии, которые организуют группы для матерей, находящихся в сложной ситуации, чтобы научить их понимать и управлять поведением своих детей, в том числе путем установления границ, (Redfern, 1999).

Важно повышать осведомленность о том, как бессознательные ожидания касательно женского поведения влияют на оценки специалистов в отношении материнской компетентности. Способность понимать сложность природы материнского поведения, а не просто с ужасом реагировать на женскую агрессию, может позволить понять, как наилучшим образом удовлетворить потребности ребенка. Вместо того чтобы отрицать существование женского насилия, а затем демонизировать тех женщин, которые его проявляют, крайне важно понимать причины возникновения такого насилия и выявлять потенциал для изменений.

Женщины, которые проявляют агрессию по отношению к другим людям, в особенности к собственным детям, могут восприниматься как существа, в высшей степени неспособные быть матерями причем — в значительно большей степени, чем люди, которые сами подвергались насилию и обращаются за помощью и пониманием, стремясь позаботиться о своих детях наилучшим образом. Поддержка и терапия часто соответствуют интересам ребенка и могут предотвратить болезненную разлуку или разрушение семьи.

Органы опеки не должны недооценивать трудности, с которыми сталкиваются женщины, покидающие своих склонных к насилию партнеров. Тот факт, что женщины могут оставаться в таких отношениях или даже вернуться в ситуацию насилия, не является доказательством того, что они поставили свои собственные потребности выше нужд своих детей. Они могут как раз исходить из потребностей своих детей, принимая решение уйти или же приходя к выводу, что единственно возможным вариантом для них является решение остаться. Степень давления на женщин, разрывающих отношения с жестокими партнерами или же рискующих потерять своих детей вследствие судебных разбирательств по инициативе органов опеки, если они не уходят от них, не учитывает эмоциональные и практические трудности, возникающие вследствие любого из этих двух вариантов, включая, например, переезд, требующий дополнительного или альтернативного источника материальной поддержки. Этот принудительный выбор может побудить женщин лгать, как в примере с Мелиссой, о степени близости взаимоотношений с партнером. Этот обман будет затем использован в качестве доказательства ненадежности матери и ее «неспособности защитить» себя или своих детей. Но матери должны быть уверены, что получат практическую и эмоциональную поддержку, если попытаются как оставить отношения, наполненные жестокостью, так и создать независимый образ жизни. В контексте социального и религиозного давления на женщин, философия того, что «женщина должна изо всех сил сохранять» свои отношения, и предубеждения против одиноких матерей создает ситуацию, когда уход от партнера, склонного к жестокости, может быть сопряжен с трудностями и амбивалентностью (см. главу 8).

Трансгенерационная передача и ее предупреждение

Передача моделей привязанности между поколениями очевидна в случае женщин, чьи дети, как и они сами, стали объектом действий органов опеки в гражданских судах. Для некоторых этот опыт пробуждает воспоминания о собственном детстве и о том, как их самих местные органы власти поместили под опеку. Помимо болезненной реактивации воспоминании о жестокости или пренебрежении со стороны родителей, эти женщины также могли в прошлом, находясь под опекой, столкнуться с сексуальным, физическим или эмоциональным насилием как со стороны своих приемных родителей, так и со стороны сотрудников детских домов. Это создает для них особые трудности и делает процесс принятия помощи опеки еще более острым и болезненным.

Будучи маленькими детьми или подростками, эти матери пытались осознать и справиться с тем, что их самих отняли у родителей и поместили в странное, небезопасное окружение либо приемной семьи, либо муниципального учреждения. Когда такие дети вырастают, они могут оказаться не в состоянии принять психологическую помощь, чтобы справиться со своим новым положением, и способны вновь привлечь внимание психологических или психиатрических служб только после того, как забеременеют сами. Как матери эти женщины могут, к сожалению, отождествляться — в силу того, что они уже известны социальным службам, — с потенциальными правонарушителями, а не с жертвами насилия, а потому они чувствуют себя стигматизированными своей собственной историей пребывания в специальном учреждении. Они могут амбивалентно относиться к своей материнской роли и иногда даже испытывать облегчение, когда их собственный потенциал повторить насилие находит подтверждение.

Иногда эти женщины сообщают о стойком переживании, что социальные службы сопровождают их на протяжении всей их жизни и что у них нет опыта в том, чтобы быть частью нормальной семьи, как в роли детей, так и в роли родителей. Если эти женщины подвергались насилию, но не получили защиты от социальных служб в детстве, они могут ощущать себя обделенными и испытывать чувство зависти, спрашивая, почему их дети получают заботу и внимание, которых они сами были лишены. Они могут решительно идентифицировать себя с ребенком, находящимся в ситуации риска, и надеяться, что тоже получат защиту и помощь от специалистов, которые ведут их дело.

Если смотреть в более позитивном ключе, то эта надежда может стать ступенькой в привлечении женщин к терапевтической работе. Усилия, прилагаемые для «воспитания» этих женщин, могут включать в себя совместное размещение в опекунской семье или соответствующем учреждении матери и ребенка; поощрение их со стороны местных властей в посещении семейных центров и детских садов, где они могут развивать базовые умения обращения с детьми и формировать навыки их воспитания и где им можно практиковаться, находясь