Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

Законодательная реформа была не единственным рискованным проектом, взятым на себя администрацией Юстиниана. Несмотря на волосатых европейских варваров того или иного рода, традиционным объектом особой ненависти восточных римлян, унаследованным ими от греков, была Персия. Когда в 220-х гг. новая династия Сасанидов добилась беспрецедентной степени централизации власти над территорией, которую ныне занимают Иран и Ирак, это возвестило для Рима новые беды, включая три крупных поражения и череду унижений, особенно взятие в плен и последующее выставление на всеобщее обозрение императора Валериана, увековеченного на огромных скальных барельефах неподалеку от Накше-Рустам. Лишь после бурного процесса политических и административных реформ, который длился пятьдесят лет и дал возможность императорам направлять большую долю активов своих царств в желательную для них область, на восточном фронте в последнем десятилетии III в. был восстановлен паритет. В дальнейшем конфликт время от времени возникал на протяжении почти всего IV в., но в его последнем пятнадцатилетии и, прежде всего, в V в. периодически возникавшая конфронтация супердержав уступила место фактическому и идеологическому сосуществованию. У обеих империй на других границах находились жестокие враги – степные кочевники, а у персов был свой Адрианополь (ссылка на жестокое поражение, которое потерпели римляне в 378 г. от вестготов. – Пер.), когда в 484 г. шахиншаха Пероза и его армию жестоко перебили гунны-гефталиты. Возможно, это всего лишь миф, но к началу VI в. обе империи поняли, что этот период весьма хороших отношений был возвещен договором между императором Аркадием и шахиншахом Ездигердом, согласно которому шахиншах усыновит малолетнего сына Аркадия Феодосия II как акт, предназначенный смягчить его восхождение на престол в случае безвременной смерти Аркадия. Эта договоренность оказалась пророческой: Аркадий умер в 408 г., когда Феодосию было всего шесть лет[111].

По мере того как угроза от кочевников, в конце концов, пошла на убыль для обеих сторон, в начале VI в. отчасти вернулись образцы поведения времен холодной войны, когда спорные вопросы иногда решались скорее военными методами, нежели путем переговоров (как бывало в V в.), и каждая из сторон стремилась создать проблемы для другой в приграничных зонах, особенно в восточной оконечности Черного моря. Однако добрая воля V в. рассеялась не полностью, и в 522 г. тогдашний персидский правитель Кавад махнул новой оливковой ветвью в направлении Константинополя. У него была особая причина сделать это, так как он хотел сделать своего младшего сына Хосрова своим наследником в обход притязаний старшего сына, с которым у него произошла крупная ссора. Он вспомнил пример Феодосия II и Ездигерда и попросил правившего тогда императора Юстина усыновить Хосрова аналогичным образом. По рассказу Прокопия, Юстин и Юстиниан собирались согласиться на эту просьбу, когда получили тревожный совет от тогдашнего главного правоведа – квестора (помощник консула в финансовых и судебных делах в Древнем Риме. – Пер.) Прокла:

«Это посольство открыто и прямо с самых первых слов хочет сделать этого Хосрова, кем бы он ни был, усыновленным наследником римского императора. В этом вопросе я хочу, чтобы вы рассуждали так: по природе собственность отцов должна переходить их сыновьям, и в то время как законы людские всегда находятся в конфликте друг с другом по причине их различной природы, в этом случае и среди римлян, и среди варваров они пребывают в согласии и гармонии друг с другом в том, что они провозглашают сыновей хозяевами наследства их отцов. Примите это решение, если хотите: если вы действительно должны согласиться на все его последствия».

Благодарение Проклу! Он «расколол» коварный план Кавада сделать Хосрова правителем и Римской, и Персидской империй, и, после того как переговоры некоторое время топтались на месте, просьба в конце концов была отклонена летом 527 г. К этому времени Юстиниан являлся соправителем и уже действующим соимператором. Вместо того чтобы полностью удовлетворить просьбу персов, римляне предложили просто взять Хосрова на воспитание точно так же, как они делали это с правителями государств – преемников Западной Римской империи и так называемых варваров. Оскорбленный Кавад прекратил переговоры и вскоре вторгся на римскую территорию[112].

Это восхитительный эпизод, но я всегда считал странным то, что советы Прокла часто принимались всерьез, а иногда с благодарным комментарием к качеству информации, имеющейся в его распоряжении: за то, что он знал так много о тайных планах, циркулировавших при дворе. Как только вы перестаете об этом думать, все это превращается в совершеннейшую чепуху. Способ, с помощью которого становились императорами в Константинополе и делали это с незапамятных времен, состоял в том, чтобы добиться достаточной поддержки критической массы ключевых «избирателей» – крупных сенаторов-землевладельцев, главных чиновников-управленцев, придворных вельмож и армейских военачальников – эти категории значительно перекрывали друг друга. Принимая на воспитание Хосрова, Юстин никого не задел бы и не дал бы ему ни малейшей надежды на то, что тот станет преемником на троне Константинополя после его смерти – ничуть не больше притязаний на трон Персии имел бы Феодосий, усыновленный Ездигердом (если бы это случилось).

Без малейших сомнений, отклонение дипломатической инициативы Кавада под таким предлогом являлось намеренным оскорблением, каким и было, разумеется, предложение обращаться с наследником трона Персии как с западным варваром. И это, как вы помните, не первый случай, когда мы видим, что в вопросах наследования Юстин и Юстиниан держатся за казну. И в то же время, когда от попыток Кавада сначала хотели уклониться, а затем их отвергли, те же самые участники событий после смерти Евтариха отказались признать выбранного Теодорихом наследника. На мой взгляд, невозможно из этого эпизода сделать какой-то другой вывод, чем тот, что Юстиниан, окончательно отказав Каваду, вел себя намеренно оскорбительно, очевидно надеясь, как и при проведении аналогичной политики в отношении королевства готов, дестабилизировать Персидскую империю в связи со спорным престолонаследием Хосрова.

Иными словами, Юстиниан начал свое правление, выбрав весьма рискованную стратегию в сфере внешней политики, равно как и внутренней. Но в отношении проекта законодательной реформы также было справедливо и то, что, если бы имелась возможность требовать благополучного исхода войны с Персией, которую поведение римлян теперь сделало неизбежной, идеологическая компенсация оказалась бы потенциально огромна. С тех пор как в III в. персы из кожи Валериана сделали бурдюк для вина, Персия была идеологическим врагом, когда дело доходило до заявления о своих правах на победу. Констанций II поднял на смех победу Юлиана над алеманнами под Страсбургом в 357 г., сказав, что по сравнению с персами полуодетые дикари не были настоящими врагами, а сам Юлиан стремился укрепить свою власть, начав масштабное и в конечном итоге обреченное на провал вторжение на территорию Персии. Для императоров, которые претендовали на то, что они избраны и поддерживаются Богом, последним тестом на законность становилась благоприятным военная победа – или пара побед. Ведь каким более подходящим образом могла проявиться на деле поддержка Всемогущего (который действительно был всемогущим), если не посредством победы на поле брани? Не было врага, победить которого считалось бы престижнее, чем персов[113].