А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

ковры, развешанные всюду. Как в Лас Вегасе везде, чуть ли не в туалете, натыкаешься на игральные автоматы, так и здесь не было ни малейшего пространства, не завешанного ковром.

Любопытно, что этот предприимчивый человек вовсе не был первооткрывателем золотой жилы. На советском дефиците успешно вели бизнес другие люди в разных странах, куда заходили суда из СССР.

Однажды мы проходили мимо Гибралтара и один моторист рассказал:

– У нас здесь получилась небольшая стоянка. Мы пошли по магазинам. Видим – ковры. Наши ковры. Зашли. Посмотрели. Ничего особенного. И цены не ниже. Собрались уходить. И тут хозяин спрашивает по-русски:

– Вы моряки?

– Да.

– Откуда?

– С Балтики.

– Почему ковры не берете?

– Такими рисунками у нас все магазины завалены. Мы их у себя в Антверпене купим.

– Рисунки плохие… А какие могут понравиться?

Кто-то из ребят вынул из кармана копеечный алюминиевый портсигар. На его крышке была вытеснена русская тройка на снежной дороге.

– Такие пойдут нарасхват.

Хозяин магазина повертел портсигар.

– Давай меняться!

– Как?

– Ты мне портсигар, я тебе ковер.

– Давай, – гешефт моряку понравился.

– И надо же было такому случиться – на обратном рейсе мы снова зашли в Гибралтар, – продолжал моторист. – Пошли по магазинам. Смотрим, у знакомого продавца в витрине ковер висит. С русской тройкой!

Зашли, спрашиваем: как он успел? У нас в стране года два эскизы утверждали бы, оборудование налаживали да сырье доставали.

– У нас торговля, – ответил хозяин. – Ворон ловить некогда.

– Ну, и как новые ковры? Покупают?

– Да, очень хорошо идут.

– А знаете, что самое смешное? – Мы пришли в Лондон – и там в магазине уже наша тройка висит. Чудеса. За каких-то две-три недели и новую продукцию освоили, и по всей Европе развезли.

Там мы и потратили свою валюту. У нас дома тройку сразу расхватали в комиссионках.

* * *

Ты выбрался из грязи в князи,

Но быстро князем становясь,

Не позабудь, чтобы не сглазить,

Не вечны князи – вечна гтязь.

Омар Хайям.

Но вернемся на наш теплоход. Погрузка-выгрузка заканчивалась. Портовые власти завершили свои контрольные дела. Мы возвращаемся домой.

Любопытная деталь. Судно будет в родном порту через три дня. Пока мы стояли в Антверпене, моряки не могли сообщить своим семьям об этом – радиостанция судна была опечатана, выход в эфир запрещен.

Но вот поднят якорь, на всю мощь заработали двигатели. Радист включил свою аппаратуру и полетели депеши: полагаю быть такого-то числа. Заметили? Не прибуду, а полагаю быть. Сообщение условное. Потому что корабль находится во власти стихии и форс мажорная обстановка может помешать ожидаемому приходу.

И так всегда. Сколько бы человек ни плавал по морям и океанам.

Но, тем не менее, мы покидаем порт и по реке Шельде идем к Северному морю. А там ненастная погода. Шторм.

Кое с кем пошептавшись после чая, я незаметно пробрался к каюте второго механика. Он, я и третий помощник капитана договорились поиграть на переходе по Северному морю в преферанс. Азартные игры на судне строжайше запрещены. Поэтому-то мы и таимся.

Закрыли каюту на ключ, завесили иллюминатор, нарисовали пульку… За бортом воет ветер. Нас качает. Карты гуляют по столу, куда хотят. Удовольствие и азарт еще больше крепнут.

Мне показалось, что сквозь иллюминатор долетел какой-то новый звук. Я прислушался. Снова. У-у-у… Словно собака воет за забором. Но откуда тут собака? Вокруг море с пеной волн.

– Послушайте, – сказал я партнерам. – Какой-то новый звук. Будто воет кто-то…

– Да, воет, – отозвались они. – Пойдем, посмотрим.

Мы вышли на палубу и видим – поблизости от нашей каюты, намертво вцепившись в фальшборт, стоит судовой врач и воет, задрав голову:

– У меня желудочный сок вытекает! Ой-ой! Я больше не могу терпеть! У-у-у! Желудочный сок!..

Мы оторвали руки от борта, затащили его в каюту:

– Что случилось? Почему вы кричите?

– Качает… Желудочный сок… Я умру…

– Доктор, это же просто шторм. Небольшой. Успокойтесь. От такой качки ничего не бывает.

– Ой, мне плохо. Я не выживу…

Отвели мы доктора в его лазарет – там он сам знал, как спасти свой желудочный сок.

В тихую погоду я разговаривал с ним. Он, насколько я помню, из Адыгеи. Всю жизнь служил в армии. Через двадцать лет ушел в отставку и решил поплавать на торговом флоте доктором.

Если говорить по большому счету, никакой он был не доктор. Все годы служил начальником военной аптеки.

– Как же вы решились пойти доктором? Здесь же люди в автономном плавании. Ни скорой помощи, ни санитарной авиации. Чужое море. Чужие государства. А если с человеком несчастье случится? Мучительная болезнь? Что будет?

– Все будет в порядке. Я его, конечно, не вылечу, но уколами до берега дотащу.

– В любом случае?

– Да. Я аптеку знаю хорошо. Она поможет дотянуть до берега больного в любом состоянии. А там врачи, клиника…

– И он умрет у них на руках?

– Это уж вопрос их квалификации. Больного я им доставлю живого.

Странности судового лекаря с этого только начинались.

Мы пришли в Брюнсбютель. Это в Германии. Город находится в западной оконечности Килльского канала. Стояли. Ждали нашей очереди в шлюз.

Я сидел в кают-компании. Писал что-то в блокноте. Вдруг слышу по громкой трансляции судового радио:

– Доктор, поднимитесь на борт! – голос старшего штурмана.

Я продолжал работать. Через несколько минут:

– Доктор, поднимитесь на борт! – снова голос старшего штурмана.

Еще через несколько минут:

– Доктор! Немедленно явитесь ко мне! – голос капитана.

Я вышел на палубу и вот что увидел.

По причалу важно вышагивал наш доктор. На нем – плащ-палатка. Защитного цвета. Точно такая, как на памятнике у советского воина в Трептов-парке в Берлине. Он шел, наш воин-освободитель, а местные бюргеры чуть ли не шарахались от него. Они пришли на канал полюбоваться пароходами со всего мира, а тут опять эти русские солдаты по фатерланду маршируют.

Капитан загнал-таки доктора на корабль. Я спросил его:

– Зачем вам понадобилась эта накидка? Погода хорошая, шторм кончился.

– Я ее специально взял с собой в рейс. Хотел напомнить немчуре, кто ее разгромил. А то уже забывать стали…

Мне перехотелось говорить с ним дальше – это уже была прерогатива капитана.

Пошел на палубу смотреть на шлюзование.

А мы еще стояли в очереди. Впереди был польский теплоход, а там еще кто-то. По причалу пролетела стайка девушек – их было восемь или десять.

– К полякам пошли, – пробормотал матрос рядом со мной.

– Пассажирский?

– Нет, как мы. А это проститутки.

– С поляка?

– Да нет. Их наняли на переход