Атрибут власти - Чингиз Абдуллаев

Прилетевший вчера вечером в Москву подполковник Мансимовкоротко доложил о своей встрече в Таллине. Все понимали, что завтрашний день можетстать одним из решающих.

— Нужно сразу брать Дзевоньского, — предложилБогемский, — судя по всему, мы имеем дело с профессионалом, который быстропоймет, что мы за ним наблюдаем. Если мы его упустим, он уйдет, и мы егоникогда больше не найдем.

— А если он сможет вывести нас на самогоГейтлера? — усомнился Полухин. — Мне кажется, игра стоит свеч.

— Господин генерал, — обиделся Богемский, —ваши спецслужбы могут разрабатывать любые операции. Это ваше право. А я здесьпредставляю службу охраны президента. И обязан думать в первую очередь обинтересах страны и безопасности главы государства. Некоторые полагают, что всянаша работа состоит из непосредственной охраны первых лиц, когда накачанныетелохранители стоят плотным кольцом вокруг охраняемого лица. Но вы же знаете,что это не самое важное в нашей работе. В первую очередь мы обязаныпредотвращать любые возможные покушения. Мы должны анализировать обстановку,предвидеть действия внушающих подозрения личностей. А судя по нашеймногомесячной работе, мы имеем дело с чрезвычайно опасными профессионалами,способными на любой нестандартный ход. Поэтому я настаиваю на своемпредложении: Дзевоньский должен быть арестован сразу же, как только появится взоне нашего наблюдения.

— Мы учтем ваше предложение, Богемский, —согласился Машков, — но будем действовать, исходя из конкретнойобстановки. Наша цель не просто найти и арестовать одного из вероятныхтеррористов. Мы должны сделать все, чтобы предотвратить возможныйтеррористический акт. И не забывайте, что мы с вами отвечаем еще и за жизньжурналиста Абрамова. Его судьба тоже в наших руках.

— Это несопоставимые фигуры? — президент ижурналист, пусть даже очень известный и талантливый, — возразил Богемский.

— Речь идет о жизни людей, — угрюмо поправил егоМашков, — и я отвечаю за обоих. Давайте на этом прекратим нашу дискуссию.Для нас важно не допустить террористического акта и спасти жизнь похищенногожурналиста. Для этого мы здесь и собрались.

— Мне не совсем понятно, что именно собираются делатьтеррористы, — подала голос Чаговец. — Насколько я поняла, у нашегоэксперта вызывает подозрение рекламная кампания, заказанная Холмскому черезКурыловича неким Дзевоньским. Но никто не объяснил нам, как эти газетные статьимогут быть связаны с террористическим актом?

— Мы пока этого не знаем, — ответил Дронго,чувствуя на себе взгляды всех остальных, — но я убежден, что Дзевоньскийпроводит свою акцию не просто так. Им движет не альтруистическое желание спастижурналиста или рассказать всем о его прежних успехах. В целенаправленнойкампании я вижу конкретную опасность для главы государства. Ведь служба охраныобычно не реагирует на такие статьи. Она тоже не находит в них прямойопасности.

— А если мы ошибаемся? — не успокаиваласьЧаговец. — Что, если линия Дзевоньский—Курылович—Холмский никак не связанас похищением журналиста и встречами нашего представителя в Таллине? Если этопараллельные линии, которые никогда не пересекутся в будущем? Кто ответит занашу ошибку? Вы?

Дронго хотел что-то сказать, но его опередил Машков:

— За возможные ошибки отвечаю лично я? — какруководитель межведомственной комиссии…

— И мы все, — добавил Полухин, — какответственные люди.

Чаговец обменялась взглядами с Богемским. Оба явно былинедовольны, но предпочли больше не спорить.

Совещание закончилось. Дронго подошел к Нащекиной.

— Иногда я радуюсь, что не нахожусь на государственнойслужбе, — тихо признался он. — Иметь такого начальника, какБогемский, просто невыносимо.

Женщина улыбнулась:

— Он вас тоже не очень любит.

— Чувствую, — согласился Дронго и, помолчав,сменил тему: — Я вот все время думаю, что мы будем делать, когда всезакончится?

Нащекина чуть покраснела и попросила:

— Не нужно.

Это была обычная слабость, свойственная любой женщине.

Очевидно, она вспомнила о своем поцелуе, хотя тогда лишьприкоснулась к нему губами. Но он не забыл этого ощущения карамельной свежести.

— У меня есть шанс пригласить вас куда-нибудь на ужин,после того как нашу комиссию распустят? — поинтересовался Дронго.

— Не знаю. Мне кажется, нет, — отозваласьНащекина. — Я иногда делаю глупости, о которых потом жалею. По-моему, ужевсе знают о моей к вам симпатии. Этого достаточно. Не будем переходить этугрань.

— Я думаю, они замечают взаимную симпатию, —улыбнулся Дронго.

— Тем более… — Она осторожно вздохнула. —Иногда мне тоже не хочется оставаться на государственной службе. Но у каждогосвои обязанности. Вы ведь вот вернулись обратно в Москву, хотя вас никто незвал? А могли бы спокойно остаться в Риме.

— Я не мог там остаться. Мне показалось важным…

— Вот видите! У каждого из нас есть чувство долга. Иразум, который должен управлять нашими эмоциями. Вы мне нравитесь. Оченьнравитесь. Но этого недостаточно, чтобы я забыла обо всем. К тому же моеруководство явно не одобрит нашей возможной встречи. Или совместного ужина. Каквы считаете?

Дронго не ответил, только пожал плечами. Уговаривать в такихслучаях женщину он считал недопустимым, убеждать в своей правоте — глупостью.Лучше промолчать. Хотя по большому счету молчать в такой ситуации — тожеглупость. Но он ничего не мог с собой поделать. Такое отношение к женщинам былоуже частью его натуры. В конце концов, нельзя изменить самого себя. Это сложнеевсего.

Теперь они завтракали втроем. И Гейтлера постепенно этоначало раздражать. Эрика Франкарт имела мощные челюсти и обычно тщательнопрожевывала пищу, перед тем как проглотить. Кроме этого, она любила булочки смаслом и сладкий кофе. Гейтлер с отвращением наблюдал, как она мажет белый хлебмаслом — толстым, способным одним своим видом вызвать тошноту слоем. НаДзевоньского эта особа, кажется, никак не действовала. Он ее словно не замечал.А Гейтлер постоянно вспоминал утонченные пальцы Риты и старался не смотреть наузловатые пальцы бывшей надсмотрщицы и инспектора полиции.

И все-таки нужно отдать ей должное — она была пунктуальна ичетко выполняла все задания Дзевоньского. К Гейтлеру Эрика относилась снекоторым пиететом, понимая, что перед ней бывший руководитель высокого ранга,который мог быть министром внутренних дел или главой полиции крупного города.Но Дзевоньского она по-своему даже любила, относилась к нему тепло и иногдалишний раз предлагала приготовить ему кофе.

В этот день после завтрака мужчины прошли в гостиную скамином, а Эрика осталась на кухне. Посуду мыть она не умела, тарелки и чашки унее постоянно бились, но это была ее проблема.