Снеговик - Элина Градова

кабинете, вернее, в комнате отдыха или, что-то наподобие. Айс устраивается на кожаном диване, и не давая права выбора, затаскивает себе на колени. Умираю от сумасшедшего восторга, голова кругом! Это всё со мной что ли? Но я строга!

— Почему тебя не устраивает Айс, а гадёныш устраивает?

— Сам знаю, чего ж оспаривать! Не о том ты сейчас, Мариш, не о том! Кто у нас там? — указывает на живот. Мина довольнецкая, само любопытство, а руки, как у блудливого кота, так и лезут куда не надо.

— Говорю же снеговичок! — смеюсь и дразню.

— Да, ну тебя! — обижается, — у нас всего минут пятнадцать, потом засядешь с автографами, а меня вообще, разорвут!

— Мальчик, Аркаш, успокойся, потому и говорю снеговичок, а не Снегурочка! — а дальше у меня вопросы,

— Куда ты пропал, злодей? Почему сбежал?

— Так надо было, Мариш. По закону жанра!

— Ты помешался уже на своих законах! Объясни по-человечески!

— Время надо было. Тебе, чтобы заскучать и простить, — шепчет и целует меня при этом за ушком, так что мурашки разбегаются.

— А тебе?

— А мне, чтобы разобраться с призраками прошлого.

— Разобрался?

— Ага! Ты одна, никаких призраков, — больше ничего выспросить не получается, заткнул поцелуем, закружил, заворожил, всё забыла! Вернее, вспомнила! Как он умеет это делать! Только он так и умеет!..

Глава 46

Драгоценное время вышло. Я в помятом платье с зацелованными до кошмара губами, как будто осами ужаленная, собираюсь на выход. Айс всячески меня оправляет, а у самого галстук на боку и пуговки на рубашке невпопад застёгнуты. Вот мы парочка!

Перед тем, как выйти, останавливает,

— Мариш! — глаза серьёзные.

— Ммм?

— Замуж за меня выйдешь?

— А с чего ты взял, что уже прощён? А? Коварный искуситель!

— Так «Марианну» твою читал, — объясняет, ничтоже сумняся, — там всё написано.

— Читал? Ты же издатель, не корректор какой-нибудь!

— Ты дальше обложки заглядывала?

— Неа, мне обложка понравилась!

— А зря, там на развороте маленькими буковками снизу написано: редактор Аркадий Крылов.

— Ну, допустим. И что бы это дало? Я же только час назад узнала, кто такой Аркадий Крылов!

— Вот за то и люблю! — мне, конечно, в любви ни разу не объяснялись, но вот это признание, как-то не впечатляет.

— За что?

— За то, что я для тебя всего лишь Аркадий Крылов или вообще, снеговик!

— А я думала, любят за другое.

— Да я тебя за всё люблю, давай говори уже скорей, замуж пойдёшь? А то нас с собаками искать начнут! Имей в виду, отказы не принимаются!

— По закону жанра? — не понимаю, мы сейчас живём или роман опять сочиняем?

— По нему самому!

— Тогда, чего спрашиваешь? — странно всё, как-то. Но я так рада его видеть!

— Формальность!

— Ну, раз так… — выдерживаю двухсекундную паузу, испытывая его нервы на прочность, — согласна, — смеюсь и схожу с ума от счастья! Фиг с ним, что всё сумбурно, но сейчас по-другому не успеть. Он целует в последний раз и открывает дверь…

А дальше полтора часа тяжёлой работы, в глазах мелькают развороты «Марианны», вспышки камер, правя рука уже онемела.

Мельком видела, как баба Нюра, прорывая кордоны назойливых журналистов, пробилась к Айсу и повисла на его шее, как родная. Он с большим удовольствием её обнял, и даже успел что-то сказать, отчего старушка зарделась и пришла в полный восторг…

* * *

Когда весь этот гудящий балаган рассосался, потому что службы магазина начали работать только на выход, перекрыв вход, мы отправились на банкет.

Мне бы уже не на банкет надо, а до дому, до хаты, всё-таки, шестой месяц беременности даёт о себе знать. Но если домой никак, то хотя бы в туалет.

Айс выпускает меня из своих рук очень неохотно, но не со мной же пойдёт?

— Я быстро, — успокаиваю, — пять минут, и вернусь.

— Хорошо, пока все подтянутся, успеешь, не спеши. Придёшь, как раз к столу.

Ну, я и иду… Знала бы, не пошла!

* * *

В туалете сталкиваюсь с Инессой!

— Боже, какие люди! — не удерживаюсь от сарказма, — опять сбежишь?

— А, чего мне бежать, я на работе, — пожимает узким плечиком, затянутым в тонкую ткань дорогой шёлковой блузы, образ безупречен: белое с чёрным, как шахматная королева, макияж тоже, как с обложки. В тонких пальцах длинная сигарета. Запах, должно быть приятный, насколько может быть приятен табачный дым дорогих сигарет. Мне в моём положении никакой не нравится. Вид гордый и независимый.

— Ну, да, — соглашаюсь, — то что ты его подчинённая было понятно с самого начала.

— Зато не понятно, кто ты? — она вроде бы не злится, напротив, произносит это с высокомерной усмешкой, но я улавливаю едва сдерживаемый гнев.

— Разве? — вопрос абсолютно невинен, — по-моему презентация, как нельзя лучше, представляет мою книгу, и то, что я её автор.

— Ну, да, — мне не нравится тон, который она избрала, и следующие слова оказываются ещё неприятней, — талантливый автор! — на слове талантливый Инесса делает особенный акцент.

— На что ты намекаешь, Инна? — пусть только попробует сказать, что я спала с Айсом, вернее с Аркадием за то, чтобы он заключил со мной контракт. Как же я наивна и не искушена,

— На то, что для того, чтобы поймать богатого успешного мужика вот на это, — указывает сигаретой на мой живот, — талант нужен совсем иного порядка, а какие ты там побасенки строчишь, значения не имеет!

Я хватаю ртом воздух, силясь найти достойный ответ, но ничего путного так быстро на ум не приходит, в экспромтах не сильна, а заранее такого не репетировала. Зато Инесса не собирается останавливаться. Поняв, что произвела должное впечатление, продолжает,

— Вот только ты ошиблась, подруга, не на пузо Аркашу поймала, а на спор!

— Спор? — повторяю эхом.

— Да, да! — она торопится добить меня окончательно, — Крылов заядлый спорщик, а ставки у богатых мальчиков, сама понимаешь, высокие. Если он в проигрыше, то должен на тебе жениться! — потом, замолкает ненадолго, вглядываясь сосредоточенно, — вот только не пойму, что я не так сделала? Он же должен был победить?

— Победить? — я, словно в тумане, способна только повторять последнее слово за Инессой, как попугай.

— Ну да! По условию спора, если ты становишься красивой, тут она делает пальцами обеих рук кавычки, и сигарета не мешает, — и успешной, то Крылов освобождается от обязанности вести тебя под венец!

— А, если нет? — я туплю, точно.

— Ты совсем? — Инесса выразительно стучит себя фильтром по виску, — если остаёшься страшной тёткой, то женится, — потом её осеняет догадка, — наверное, вот с этим, — она выставляет впереди себя кольцом руки, изображая