Похищение невесты - Мэри Уайн

Она села — и кто-то принес таз с водой, чтобы вымыть ей ноги. До нее долетали обрывки приглушенных фраз, но она была слишком поглощена мыслями о своем муже.

Обливая ей ноги прохладной, водой, женщины готовили Джемму к первой брачной ночи. В последние несколько лет она не участвовала в подготовке юных жен, так что все ее воспоминания об этом ритуале она получила еще маленькой девочкой. Едва только ее ноги были вымыты и вытерты, как ее заставили встать и стянули сорочку.

С ее губ невольно сорвался потрясенный вскрик, который только привлек к ней лишнее внимание.

— Пропустите Ванору!

Прислуживавшие Джемме женщины расступились — и старая повитуха направилась прямо к ней. Джемма старалась держаться спокойно, однако ей было невероятно трудно не шевелиться. Желание прикрыться было почти непреодолимым, но она все-таки с ним справилась, заставив свои руки остаться опущенными. Ей нельзя вести себя так, словно она собирается что-то скрыть. Сплетни — вещь жестокая, а молодые жены страдают от них больше, чем кто бы то ни было. Если она не даст повитухе тщательно осмотреть всю спальню, то могут пойти разговоры о том, будто Джемма припрятала где-то немного куриной крови, чтобы замарать простыню.

Повитуха остановилась перед ней — и в спальне воцарилась тишина. Стоявшие у нее за спиной женщины приподняли ей волосы, демонстрируя, что под ними ничего не спрятано. Джемма заставила себя разжать пальцы и развести руки, открывая все взгляду Ваноры. Ей понадобилось все самообладание для того, чтобы стоять спокойно. Она напомнила себе, что все присутствующие здесь замужние женщины перенесли в день своей свадьбы то же самое, и это помогло ей не дрогнуть. Она не станет ежиться, словно избалованная, изнеженная англичанка, многие и без того за глаза называют ее именно так. Она продемонстрирует им свою невозмутимость.

Ванора взяла с соседнего столика полотняную салфетку и провела ею по внутренней стороне одного ее бедра, по интимным местам и по другой ноге, а потом расправила, продемонстрировав всем, что у новобрачной нет сейчас месячных. Некоторые из женщин приподнялись на цыпочки, чтобы лучше разглядеть ткань. В их числе оказалась и Ула. У Джеммы щеки закололо от жаркого румянца, однако она молча дожидалась, чтобы повитуха отправила ее в постель.

Ванора кивнула и объявила:

— Я удовлетворена. Никаких разговоров не будет, иначе вам придется отвечать мне в присутствии священника. — Повитуха повернулась и указала на кого-то из прачек, стоявших в дальней части комнаты. Они совершенно ничего не делали, но с нескрываемым интересом наблюдали за всем происходящим. — И слушайте, что я вам скажу: я не так уж уверена, что вы заслуживаете того, чтобы вас учить, как надо себя вести. Если вам помочь нечем, убирайтесь. Госпожа и без того слишком многое вам дозволила и смело пошла на это. Ради разнообразия потрепите языками о чем-то, что будет правдой!

Ей никто не ответил, но немало женщин, окружавших Джемму, повернулись и устремили негодующие взгляды на тех, кто стоял у стен. Прачки держались не слишком хорошо: они поспешили уйти, подталкивая друг друга, чтобы поскорее убраться.

Это не означало, что Джемма осталась одна. В спальне все еще находилось около тридцати женщин, однако настроение изменилось. Улыбаясь, они повели ее к постели.

— Ну, иди, пока мужчины не явились сюда с лэрдом.

Кто-то осыпал постель душистыми осенними травами. Цветов не было, но воздух наполнился ароматами вереска и мяты. Сжалившись над ее стыдливостью, Ула накрыла Джемму простыней — и как раз вовремя. Они услышали доносящиеся снизу голоса мужчин, сопровождающих ее мужа. Они пытались затянуть непристойную песенку, но постоянно сбивались из-за хохота.

В дверь не стучали, они вломились в комнату, создавая ужасный шум и пытаясь спеть следующий куплет скабрезной песни. Две женщины поспешно распахнули двери спальни, впуская толпу облаченных в килты весельчаков. Со смехом они вытолкнули вперед лэрда.

— Убирайтесь!

Мужчины в этот раз не спешили послушаться хозяина, а снова громко запели. Некоторые начали энергично размахивать кружками, задавая остальным ритм. Это оказалось удачной мыслью, и они громко допели последние куплеты. Женщинам выбранная ими мелодия не слишком понравилась. Они начали теснить мужчин к дверям, а те начали расхватывать их, уводя с собой. Ула ушла последней, решительно закрыв за собой дверь.

— Чертовы нахалы!

Джемма посмотрела на своего супруга и рассмеялась. Она ничего не могла е собой поделать: Гордон Дуайр оказался мокрым насквозь, с шапочки до сапог. Вода капала со складок его килта, собираясь лужей у его ног. Он бросил на нее недовольный взгляд:

— Я не виноват. Вода была холодная, а я днем вымылся.

— Почему-то мне кажется, что их цель была не в том, чтобы сделать вас чистым, Гордон. Скорее, наверное, охладить ваш пыл.

Она откинула простыню и встала. Гордон так быстро закрыл рот, что зубы громко клацнули. Его лицо стало напряженным, словно ему было больно, но в его глазах она увидела огонь страсти. Это пламя придало ей смелости. Она медленно направилась к нему, испытывая удовольствие от того, как его взгляд ловит каждое ее движение. Все те любовные сонеты, которые она прочла в какой-то книжке, внезапно сделались ей понятны. Вот что имелось в виду, когда речь шла о том, что взгляд отвести нельзя! Гордон привязан к ней — и это не просто плотское желание. Какое-то чувство заставило его глаза ярко сиять.

В них отражалось восхищение — да. Но было там и чувство облегчения. Облегчение, связанное с опытом его прежнего брака, когда, входя в свою спальню, он видел женщину, в испуге съежившуюся под одеялом.

— Ты так прекрасна, что никакие слова этого не выразят, Джемма. Спасибо, что стала моей женой.

Она подняла руки и начала расстегивать на нем мокрый камзол. Жесткая ткань сопротивлялась ее усилиям.

— Мы друг другу подходим.

Первая пуговица, наконец, поддалась, и она взялась за вторую.

Он бережно взял ее за подбородок и заставил поднять голову, заглядывая ей в глаза.

— Я женился на тебе не только ради того, что можно записать на листке пергамента, Джемма.

Его голос был полон нежности. Эта нежность стала для нее полной неожиданностью. Ее сердце радостно впитало эти слова, не давая сомнениям омрачить ее радость. Он наклонился и поцеловал ее. Пальцы, расстегивавшие его камзол, сжались, чтобы притянуть его ближе. Ее больше не тревожила собственная нагота: казалось, что это состояние было сейчас самым подходящим. Ее беспокоила только жесткая ткань, за которую цеплялись ее пальцы, однако поцелуй был слишком приятным, чтобы его прерывать. Подражая Гордону, она приоткрыла рот и повернула голову так, чтобы их губы слились еще полнее. Она даже провела кончиком языка по его нижней губе. Он вздрогнул и отстранился, немало ее озадачив.

Заметив ее недоумение, Гордон хмыкнул:

— Дело не в том, что мне что-то не понравилось, Джемма. Совсем наоборот.