Не доверяй мне секреты - Джулия Корбин

Что есть духу бегу туда, слышу их голоса. А вот и они, сидят себе на зеленой скамеечке возле стены. У каждого рядом банка пива, развлекаются армрестлингом.

– Скорей! – кричу, задыхаясь, уперев руки в коленки. – Моника с Орлой дерутся!

Оба, как по команде, вскакивают, и мы все вместе бежим обратно к клубу. Каллум оттаскивает Орлу и держит, пока Юан помогает Монике встать. Говорит, что у нее на голове рана и надо обязательно показаться врачу. По щеке ее стекает кровь прямо на воротничок кофточки. Моника трогает ее пальцем.

– Да ничего страшного, царапина. Я знаю, что говорю, сама скоро стану врачом. Все, я пошла.

– Ну как хочешь, – бормочет Юан, делает несколько шагов назад, становится рядом со мной.

Губы Моники кривятся. Ну и видок. Интересно, что она скажет дома.

– Давай провожу, – вызывается Каллум.

Моника меряет его взглядом:

– Можешь не беспокоиться. Иди танцуй, веселись. Не хочу тебе мешать.

Глаза ее наполняются слезами. Она поворачивается и, пошатываясь, уходит.

Гляжу, как она удаляется, и меня охватывает дрожь.

– Ну пошли, что ли… – говорит Юан, трогая меня за локоть. – Хочешь, потанцуем?

Мы все возвращаемся в зал. Тыльной стороной ладони Орла вытирает кровь с губ, в остальном она выглядит нормально, будто и не дралась. Идет танцевать медленный танец с мальчиком из старшего класса. Рука его скользит по ее ягодицам, он прижимает ее к себе. Юан берет меня за руку, тоже ведет танцевать. Обнимает меня за талию.

– Не хочу здесь больше оставаться, – говорю я и отрываюсь от него. – Пойду домой.

– Я провожу, – отзывается он и оглядывает зал. – Тут все равно ничего интересного.

Я беру его за руку, и мы идем к морю, чтоб прогуляться до дому по берегу. У нас есть фонарики, светим ими себе под ноги.

– Из-за чего они подрались?

– У папы Моники с мамой Орлы роман.

– Вот блин!

– Ага. Мы с Моникой никогда не дружили, но мне ее жалко, – говорю я, кладя голову ему на плечо. – Не представляю, как она с таким лицом появится в понедельник в школе.

– А не надо было драться. Особенно с Орлой. Монике с ней не справиться.

Мы подходим совсем близко к воде, волна словно подстерегала нас и сразу же накрывает ноги по щиколотки. Вода очень холодная.

– Просто ледяная! – визжу я и тащу его наверх, к дюнам.

Рука его обвивает мою талию, он нежно целует меня в губы.

– С чего это ты вдруг? – спрашиваю я.

– А ни с чего. Просто ты самая красивая, красивей всех на свете.

– Ну да, неотразимая.

Посылаю ему воздушный поцелуй и принимаю позу манекенщицы на подиуме. Он светит на меня фонарем, свет отражается и падает на его лицо. Странно, я думала, что он улыбается. А у него такое серьезное выражение, будто он решает сложное уравнение.

– А ты хочешь со мной встречаться? Хочешь? А, Грейс? – тихо говорит Юан.

– Да мы и так с тобой с утра до вечера вдвоем.

– Да нет, я не это имею в виду. Встречаться. По-настоящему. – Носком ботинка он чертит на песке полукруг. – Ты меня понимаешь?

Я хмурю брови:

– На свидания, что ли, бегать?

– Ну да.

Молчит, ждет, что я скажу.

Я размышляю. Пытаюсь себе представить, как это будет. Юан и я. Я и Юан. Парочка.

– Ну ладно, давай.

– Давай?

– Давай.

Я хихикаю и толкаю его. Он тоже толкает меня, и я с визгом падаю.

– Грейс, это ты там? – слышу вдруг голос.

Похоже, это папа. Юан подает мне руку, помогает подняться.

– Что тут у вас происходит?

Папа вырастает перед нами словно из-под земли, по очереди освещает фонариком.

– А, это ты, Юан. А я как раз топаю в наш клуб, в бильярд постучать партейку-другую. А вам, ребята, пора по домам. Холодно уже в темноте обжиматься.

Пол уходит в университет, девочки – в школу, я быстренько прогуливаю по берегу Мерфи, а потом и сама еду на работу.

Юан уже на месте.

– Нашел в Сети что-нибудь про Орлу? – спрашиваю я, не успев закрыть за собой дверь.

– Нет, ничегошеньки. Неизвестно, за что она села, в прессе об этом ни слова.

– Блин. – Я начинаю расстегивать плащ. – А я-то надеялась, мы найдем, что она там натворила.

Снова вспоминаю слова Анжелин.

– Мне казалось, что фамилию мужа Орлы она назвала как Фурнье, но, может быть, я не расслышала как следует.

– Неизвестно, как пишется, потом попробую другие варианты, а пока я тут звонил в разные места и нашел, в каком монастыре она остановилась, – говорит он. – Святого Августина. Это недалеко от Хоика.

Он отключает компьютер и встает:

– Ну что, поехали?

– В монастырь? – спрашиваю я удивленно. – Прямо сейчас?

– А почему нет? Ты же сама сказала: нельзя сиднем сидеть на одном месте, пока она плетет свои сети.

– Думаешь? – Я не ожидала от него такой прыти. – Дорога неблизкая. Займет целый день.

– А, все равно на этой неделе я не планировал много работы, – говорит он, уже надевая пиджак. – Обещаю, мешать тебе не буду, говори сама. Зато буду рядом, на всякий случай, мало ли что.

– Как думаешь, надо там кого-нибудь предупредить, что мы едем?

– Нет. Не хочу, чтоб она пронюхала. Лучше всего нагрянуть неожиданно. Тогда она не сможет отшить нас.

Он запирает мастерскую, мы садимся в машину и едем. Мысль, конечно, неплохая – застукать Орлу, когда она нас не ждет, и я очень рада, что Юан вызвался ехать со мной. Собственно, идея-то его. Часы тикают, и с каждой минутой угроза разоблачения приближается, что давит на душу тяжким грузом. До рокового воскресенья, воскресного ланча, осталось меньше недели. Орла в этот день собирается… что? Объявить обо всем, когда мы будем вкушать пищу? «А кстати, вы знаете? Грейс разве не говорила вам? Это ведь она убила Розу. Правда-правда! Толкнула ее в воду, представляете? Повернулась и ушла, а та утонула». Или она отведет Пола в сторонку, ну, скажем, к нему в кабинет, где на письменном столе громоздятся книги, бумаги, материалы исследований, а на стенах улыбаются с фотографий наши девочки. И три его дочери, Элла, Дейзи и Роза, станут свидетельницами его душевных страданий, когда он станет слушать рассказ о печальной судьбе своего первенца. Может быть, Орла даже снимет со стены фотографию Розы и будет держать ее в руках, рассказывая, как все произошло.

Нет, этого я ни за что не допущу. Конечно, она гораздо опытней меня, и нрав у нее покруче, вдобавок мыслит она широко, как и ее мать, рамок для нее не существует, но я бьюсь с ней за своих близких. И важнее этого для меня нет ничего в мире.