Любовь к жизни - Мари Фредрикссон

звонил он вовсе не для того, чтобы нас поздравить, а чтобы сообщить, насколько в администрации разочарованы нашим отношением к делу. Мы ужасно расстроились: они даже не порадовались за нас.

В международной прессе появились статьи о возможном распаде Roxette. На нас обиделись и некоторые друзья. Сегодня я понимаю, что мы поступили крайне несправедливо, например, по отношению к Перу с Осой. Но тогда я видела это всё в ином свете. Мне лишь хотелось побыть простой девчонкой Мари, которая наконец выходит замуж. Всё остальное не имело значения.

Через полгода после нашей встречи мы уже ждали Юсефин. Нам было за тридцать, мы любили друг друга – так чего тянуть? Наша дочь родилась в апреле 1993-го.

Когда я только забеременела, нас пригласили на ужин Пер и Оса, чтобы поговорить о будущем. Где мы будем записывать альбом, как его продвигать, когда ехать в очередной тур. Подобные вещи можно планировать на годы вперёд. Когда я сообщила, что стану мамой, в комнате повисла гробовая тишина. А потом посыпались поздравления – Пер и Оса так обрадовались за нас! Хотя нам всё же показалось, что они не до конца понимали, что происходит и что это в действительности означает.

Когда Юсефин исполнилось несколько месяцев, мы отправились на Капри работать над альбомом «Crash! Boom! Bang!» А потом поехали в мировое турне, где меня сопровождали Микке, Юсефин и няня.

Мне хотелось проводить с семьёй каждую минуту, но нельзя было забывать и о работе.

В те годы мы жили в моей квартире на Вестманнагатан. Няня въехала в квартиру Микке на Сёдермальме. Но нам очень хотелось иметь дом, который был бы нашим с самого начала.

На Капри нам приходили факсы с предложениями о продаже недвижимости. Среди них оказался и дом, в котором мы сейчас живём. Мы сразу поняли: это как раз то, что мы искали. Здесь можно было бы обустроить студию… Домашняя студия – наша мечта.

Многие спрашивали: повлияют ли дети на активность Roxette? Что будет с группой? Сначала родилась Юсефин, потом Оскар, а вскоре и у Пера с Осой появился сын Габриель. Всё шло отлично. Нам без труда удавалось совмещать гастроли с семейной жизнью: мы просто брали с собой свои семьи.

Незадолго до встречи с Микке я купила летний дом в Хавердале. Это недалеко от Хальмстада, на западном побережье. Там чудесная природа и четырёхкилометровый песчаный пляж. Дом в Хавердале стал первым гнёздышком, которое мы обустроили вместе с Микке.

Но в этом доме мы бывали редко, а приехав туда, не могли расслабиться ни на минуту. За нами крались поклонники со всего света. Помню, как однажды на праздник середины лета[108] мы обедали на террасе, а потом в буквальном смысле слова поползли в дом с тарелками, чтобы нас никто не заметил.

И всё же нас засекли. «Извините, я приехал сюда из Антверпена…»

И что будешь делать в такой ситуации? Конечно, ничего не оставалось, как дать автографы.

В итоге мы продали тот дом.

А ещё нам очень хотелось тепла. Мы давно подумывали приобрести дом в Испании, но сделали это, только когда я заболела. Именно тогда мы и занялись поисками всерьёз. Позже Микке рассказал, почему он настоял на этом. Он знал, как я обожаю тепло, и хотел, чтобы я успела осуществить ещё одну свою мечту, прежде чем умру.

Наверное, с точки зрения инвестиций покупка жилья в Испании была не лучшей затеей, особенно учитывая состояние рынка недвижимости после последнего финансового кризиса. Но мы нашли именно то, что искали.

В Испании мы изо всех сил старались не думать о болезни. Там в нашей жизни не было ни врачей, ни больниц, ни всех этих забот. Мы даже стали подыскивать школу для детей и подумывали о переезде. Но потом поняли: нельзя выдёргивать детей из уже сложившейся жизни, разлучать их с друзьями. Тогда ещё никто не знал, что с нами будет. К тому же в Швеции до Каролинской больницы и наблюдавших меня докторов было всего десять минут езды, а у них была моя история болезни.

Жить в Швеции казалось надёжнее.

У нас с Микке никогда не было девчачьих или мальчишеских компаний: в основном мы общались исключительно друг с другом. Лучшее времяпрепровождение – выбраться вместе в городской ресторанчик и сходить на какой-нибудь концерт.

Нам очень нравился джаз-клуб «Fasching», да и другие клубы тоже. Мы любили заведения такого рода. А когда дети оставались у бабушки, можно было устроить вечеринку дома.

На днях моя подруга Марика напомнила, как мы с Микке говаривали в старые добрые времена: хотим остаться в памяти друзей исключительно благодаря нашим вечеринкам!

Мы обожали устраивать пиршества для гостей. Не меньшее удовольствие мы получали и от процесса планирования. Сделать что-нибудь эдакое, что самим хотелось бы посетить, – вот что действительно радовало нас. Мы тратили кучу сил, времени и денег на еду, напитки и развлечения. Выбирали подходящего повара, составляли список гостей и приглашали лучшие группы. Мы придерживались одного-единственного правила: гости не должны сидеть, если им этого не хочется. Нам самим нередко приходилось бывать на торжествах, где тебя сажают рядом с каким-нибудь занудой, и потом весь вечер приходится с ним болтать. Разумеется, мы считали, что приглашаем исключительно классных и весёлых людей, и всегда заказывали лучшую еду и самые вкусные напитки, которые только можно было найти. А гости сами выбирали, где сидеть или стоять и с кем общаться.

Лучшей наградой служили телефонные звонки от друзей, которые благодарили нас и сообщали: они потрясающе провели время – не хуже, чем мы сами.

Наша совместная жизнь изменилась. Мы не сразу смогли вернуться к прежним традициям и повседневным делам. Даже не знаю, как это описать. Но лишь столкнувшись с болезнью, я научилась признаваться себе, что мне нехорошо. Раньше у нас постоянно что-то происходило. Теперь в этом плане я чаще прислушиваюсь к себе и, можно сказать, в большей степени стала собой. Мы очутились в новых обстоятельствах, и в этом были как минусы, так и плюсы.

Микке постоянно был рядом, хотя вполне мог подать на развод. Я бы поняла. Я полностью от него зависела. Он и представить себе не мог жизнь без меня, но я прекрасно понимаю, как тяжело ему пришлось, когда я заболела. Микке часто говорит, что не простил бы себе предательства, ведь однажды он пообещал быть со мной и в радости, и в горе. Десять лет мы прожили в радости. Вот так: вроде бы всё просто,