Охотник за Смертью. Судьба - Саймон Грин
Шрифт:
Интервал:
— Я думал, тебе уже надоело это богатство.
— Если и надоело, то не до такой степени, чтобы его лишиться. Возможно, быть богатой и скучновато, но тем не менее это единственный способ не прозябать, а жить по-настоящему. Я, знаешь ли, была бедной и скорее увижу тебя и всех прочих мертвыми и проклятыми, нежели вернусь в прежнее состояние. Если ты сожжешь мосты и расплюешься с Парламентом, семьями и подпольными сообществами, если открыто объявишь их всех корыстолюбивыми мерзавцами, то кто, скажи на милость, останется с тобой? Никто и пальцем не шевельнет, чтобы тебе помочь. Велик ли будет твой выбор? Или бежать, или сесть в тюрьму, ибо в военное время никто не допустит всеобщего раскола. Ты этого добиваешься?
— Может быть, — ответил Рэндом. — Нужно будет бежать, и я убегу. Придется делать это одному, убегу один. Благодаря не вовремя погибшему Оуэну разыскать меня нынче будет гораздо труднее. Кстати, уж он-то наверняка бы меня понял. Отчасти то, что я собираюсь сделать, будет сделано в память о нем.
Он заглянул Руби в глаза.
— Если мне и вправду придется бежать, разве ты не побежишь со мной? Как в старые, добрые времена, когда мы с тобой ничего не боялись и вдвоем выступали против всей Империи.
— Могу сказать, что у меня эти твои «старые времена» никакого восторга не вызывают, — решительно заявила Руби. — Ни ты, ни что другое никогда не заставит меня к ним вернуться. Напомнить тебе, что за дивная жизнь была у нас в Туманном Мире до того, как нас нашел Оуэн? Ты был старым, сломленным человеком, работавшим сторожем в спортзале. А я была вышибалой и меняла один захудалый кабак на другой, еще более паршивый. Жить мне приходилось в холостяцкой каморке, без водопровода и отопления, а жрать черствый хлеб да консервы с истекшим сроком годности. Вот истинная причина, побудившая меня вступить в ряды мятежников. Мне хотелось изменить свою жизнь, и я последовала бы за всяким, предложившим избавление от этого убожества.
— Разве Хэйзел была для тебя «всяким»?
— Хэйзел была моим другом. Но она мертва. Как и Оуэн. Он был краеугольным камнем нашего сообщества. Да, он сделал нас лучше, чем мы были, объединил нас и заставил поверить в то, что мы воплощаем в себе силы Света. Но теперь его нет. Джек, к бедности я больше не вернусь. Даже ради тебя.
— Но ведь именно ты громче всех поносила меня за сделку с семьями. Сказала, что перестала в меня верить. Почему же ты не веришь в меня теперь, когда я хочу исправить содеянное?
— Да потому, Джек, что ты не предлагаешь ничего, во что можно было бы верить. То, что ты говоришь, это безумие. Ты похож на мальчонку, который, увидев, что проигрывает, начинает кукситься и норовит перевернуть игровую доску.
— Просто я снова верен своей природе. Роль легендарного Джека Рэндома, политического деятеля, заставила меня забыть о своем истинном призвании, призвании профессионального бунтаря. Мне на роду написано бороться с Системой. Любой Системой.
— А то, что было между нами, уже не в счет? — тихо спросила Руби Джорни.
— Руби, я не мог бы любить тебя и вполовину того, как люблю. Но превыше всего я люблю честь. Есть истины, которые остаются неизменными.
— Поступай так, как считаешь нужным, Джек. А я буду делать то, что считаю нужным я.
Они чуть улыбнулись друг другу, осознав неизбежность предстоящего. Есть вещи, которые не могут быть отодвинуты в сторону маленькими радостями жизни, такими, как любовь или счастье. Джек открыл дверь в большой зал, и Руби, пройдя мимо него, вступила туда с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой. Джек пожал плечами. При мысли о том, сколь ужасный поступок собирается совершить, он широко улыбнулся.
* * *
Большой зал изначально предназначался для официальных приемов, торжественных банкетов и тому подобных мероприятий. Но Рэндом распорядился вынести всю мебель, чтобы освободить побольше места для приглашенных. Остался лишь помост, без которого выступающего не смогли бы увидеть и услышать из задних рядов, благо народу собралось немало. Рэндом, прислонясь к закрытой и запертой двери, обвел публику взглядом. Прежде всего в глаза ему бросились Стефания и Дэниэл Вульф, жавшиеся друг к другу сильнее, чем подобало брату и сестре. Стефания озиралась по сторонам с горделивым, едва ли не торжествующим видом, словно приглашение на эту встречу доказывало, что она по-прежнему представляет собой силу, с которой нужно считаться. Дэниэл в отличие от нее выглядел то ли рассеянным, то ли чем-то раздосадованным, но в последнее время это было для него характерно. Возможно, он и пришел-то сюда только по настоянию сестры.
Неподалеку стояла Евангелина Шрек, представлявшая подполье клонов. Маленькое, кокетливое черное платье подчеркивало хрупкую красоту девушки, расточавшей любезные улыбки и выглядевшей, на взгляд Рэндома, слишком уж легкомысленной. Во всяком случае, для особы, недавно похоронившей возлюбленного. Обращала на себя внимание впечатляющая фигура стоявшего рядом с ней Неизвестного клона. Воитель, в полном боевом облачении, с мечом и дисраптером, скрывал лицо под черной кожаной маской и, видимо, должен был являть собой воплощение всех клонов, сложивших головы в ходе восстания и твердо настроенных не допустить нового порабощения. Рэндом не брался сказать точно, присутствовал здесь Неизвестный клон в качестве политического символа или просто являлся телохранителем Евангелины. Так или иначе, сам вид этого рослого, сильного мужчины вызывал определенное беспокойство. Кроме того, Рэндом не мог справиться с ощущением, что в нем есть что-то знакомое.
Тоби и Флинн сновали в гуще толпы, приставая к нужным им людям с весьма неловкими вопросами. Отделаться от бесцеремонных журналистов было очень непросто, тем более что все попытки отговориться или отмолчаться фиксировала камера.
Подполье экстрасенсов представляли два лидера, чей подлинный облик скрывали защитные телепатические экраны. Один из них явился в легендарном образе Закованного Борова-Великана, волосатого гиганта с кабаньей головой на мощных плечах, опутанного ржавыми, бряцающими и скрежещущими железными цепями. Его спутница предстала в виде Девы Озера, стройной, неземной красоты женщины, облаченной в текучие белоснежные шелка, с которых беспрерывно струилась вода, символ утопленницы. Вокруг ее босых ступней образовалась лужица, почему-то никак не растекавшаяся шире. Рэндом много размышлял о символике и значении образов, избранных вождями экстрасенсорного движения, но, как и многие другие, отступился, так и не найдя разгадки. Порой ему приходило в голову, что они принимали свои обличья совершенно бессистемно и лишь ради того, чтобы посеять в умах людей разброд и сумятицу. Именно так поступил бы он.
Парламент был представлен пятьюдесятью депутатами всех основных партий и фракций. Они держались обособленными кучками и обменивались едкими репликами и замечаниями. Представителей семей собралось почти вдвое больше. Все они тоже являлись выразителями самого широкого спектра противоречивых интересов и влияний. Не было только завсегдатая подобных мероприятий кардинала Брендана. Видимо, он был позарез занят в каком-то другом месте, и его в последнюю минуту пришлось заменить. Вместо него клан Чоджиро (и, разумеется, Блю Блок) представлял впервые получивший столь ответственное поручение Матуль Чоджиро, молодой верзила, старательно, но тщетно пытавшийся произвести впечатление наивного простодушного увальня. И последней, но ни в коей мере не последней по значимости, была крупная, осанистая фигура Элайи Гутмана, спикера Парламента. Он дружелюбно улыбался всем и каждому, но глаза его оставались холодными и задумчивыми.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!