80000 километров под водой - Жюль Верн

— Гм… — промычал канадец.

— Как, вы еще недовольны?

— Все эти травки — только приправа к обеду, десерт сладкое. А где суп? Где жаркое?

— Да, да, Нед, — сказал я, — не забывайте, пожалуйста, своего обещания накормить нас котлетами! Что-то я не вижу этих котлет…

— Господин профессор, — ответил канадец, — охота не только не кончилась, но даже еще не начиналась. Терпение! Рано или поздно мы встретим какую-нибудь крылатую или четвероногую дичь, не здесь, так где-нибудь в другом месте…

— И если не сегодня, то в какой-нибудь другой день, — в тон канадцу подхватил Консель. — Однако забираться в глубь леса не стоит. Я советую возвратиться к шлюпке.

— Как? Уже? — вскричал Нед.

- Мы должны вернуться на борт до наступления темноты, — сказал я.

— Но который теперь час? — огорченно спросил канадец.

— Не меньше двух часов пополудни, — ответил Консель. Как быстро бежит время на твердой земле! — с глубоким вздохом сказал Нед Ленд.

Мы пошли обратно лесом. Попутно мы пополнили наши запасы листьями капустной пальмы, за которыми пришлось лезть на самую верхушку дерева, зелеными бобами, которые малайцы называют «абру», и превосходного качества ямсом.

Мы изнывали от усталости, когда подходили к лодке, Однако, Нед Ленд считал, что мы еще мало собрали провизии. Но судьба была благосклонна к нему. Уже усевшись в лодку, он вдруг заметил несколько саговых деревьев, высотой в двадцать пять-тридцать футов.

Эти деревья столь же полезны, как и хлебные, и по справедливости считаются одним из драгоценнейших продуктов Меланезии.

Нед Ленд знал, как нужно обращаться с ними.

Взявшись за топор, он в несколько минут срубил два-три дерева.

Я следил за канадцем скорее как натуралист, чем как проголодавшийся человек. Он начал с того, что от каждого ствола отодрал по куску коры толщиной с большой палец; при этом обнажилась сеть волокон, переплетающихся в путанные узлы, между которыми виднелась клейкая мука. Эта мука и была тем веществом, которое служит главной пищей меланезийского населения.

Наконец, в пять часов пополудни, нагруженные запасам, мы покинули берег острова и полчаса спустя пристали к «Наутилусу».

Нас никто не встретил. Огромный железный цилиндр казался необитаемым.

Освободившись от ноши, я спустился в свою комнату. Там ждал меня ужин. Я поел и лег спать.

На другой день, 6 января, не произошло ничего нового. Никакого шума внутри судна, ни малейшего признака жизни. Шлюпка болталась у борта, на том самом месте, где мы ее оставили. Мы решили возвратиться на остров Гвебороар.

Нед Ленд надеялся, что на этот раз охота будет удачнее, чем накануне. Кроме того, мы хотели посетить другую часть леса.

С восходом солнца мы тронулись в путь. Лодка, подхваченная бегущей к берегу волной, быстро подплыла к острову.

Мы высадились и, доверившись инстинкту Неда Ленда, последовали за ним, следя за тем, чтобы длинноногий канадец не слишком удалялся от нас.

Нед Ленд повел нас в глубь западной части острова. Перейдя вброд несколько ручейков, мы вышли на равнину, окаймленную с одной стороны великолепным лесом. Несколько зимородков порхали на берегу ручья, но ни один не позволил приблизиться к себе на ружейный выстрел.

Поведение птичек навело меня на мысль, что они не в первый раз сталкивались с двуногими существами и знают, чего можно ожидать от человека. Из этого я сделал вывод, что если остров и необитаем в данное время, то во всяком случае еще недавно его посещали люди.

Пройдя всю обширную равнину, мы подошли к маленькому лесочку, откуда доносилось пение множества птиц.

— Пока что это только птицы, — сказал Консель.

— Но среди них есть и съедобные, — ответил гарпунщик.

— Навряд ли, дружище, — возразил Консель. — По-моему, это попугай.

— Друг мой Консель, — важно заявил канадец, — попугай сойдет за фазана у людей, которым нечего есть!

— Со своей стороны могу подтвердить, — сказал я, — что приготовленный попугай — довольно вкусное блюдо.

В самом деле, под густой листвой деревьев роился целый мирок попугаев, готовых заговорить на человеческом языке, если бы кто-нибудь занялся их воспитанием.

В ожидании же этого они болтали со своими разноцветными самками, перепрыгивая с ветки на ветку и порхая с дерева на дерево. Тут были представлены все разновидности отряда попугаев: медлительные и важные какаду, как будто занятые решением какой-то философской проблемы, и ярко окрашенные арары, во время полета кажущиеся кусками разноцветной ткани, уносимой ветром, и умные попугаи-жако, лучше всех других усваивающие человеческую речь, и множество других разновидностей этих очаровательных, но в большинстве своем несъедобных птиц.

Однако, в этой коллекции недоставало одного экспоната: я говорю о птице, водящейся исключительно в этих краях и никогда не появляющейся вне пределов островов Арру и Новой Гвинеи. Но судьба оказалась милостивой ко мне и дала мне случай полюбоваться этой птицей.

Пройдя сквозь редкий лесок, мы вышли на лужайку, поросшую кустарником. Наши шаги вспугнули пару каких-то птиц; я заметил, что их оперение расположено так, что они могут летать только против ветра. Их волнистый полет, грация, с которой они описывают в воздухе круги, непередаваемая игра красок в их оперении — все это привлекало и услаждало взор. Я без труда узнал их.

— Это райские птицы! — вскричал я.

— Отдел килегрудых, отряд воробьинообразных, семейство райских птиц, — тотчас же сказал Консель.

— Может быть, семейство куропаток? — спросил Нед Ленд.

— Нет, друг Нед, — сказал я. — Но хоть это и не куропатки, я буду вам очень обязан, если вы со свойственной вам ловкостью поможете мне поймать одну из этих очаровательных тропических птиц.

— Попробую, господин профессор, хотя, по правде сказать, я больше привык к гарпуну, чем к ружью.

Малайцы, торгующие райскими птицами, применяют разнообразные способы их ловли, к которым, к сожалению, мы не могли прибегнуть: то они расставляют силки на макушках высоких деревьев, где охотнее всего гнездятся райские птицы; то они ловят их при помощи специального, очень вязкого клея; то, наконец, они отравляют водоемы, из которых эти птицы привыкли пить воду.

Что же касается нас, то нам оставалось только стрелять их в лет, с малыми шансами на успех. И в самом деле, мы истратили значительную часть зарядов, но не убили ни одной из этих птиц.

К одиннадцати часам утра мы миновали уже первую цепь холмов в центре острова, не встретив ни одного зверька. Голод подстегивал нас. Понадеявшись на успешную охоту, мы не захватили с собой провизии и теперь горько раскаивались в этом.

Но тут, к нашей радости и к великому изумлению самого Конселя, ему посчастливилось двумя выстрелами подряд сбить белого голубя и вяхиря. Мы быстро ощипали их и, насадив на импровизированный вертел из прута, стали жарить на костре из сухого валежника.