Не спи! Вслед за темным даром - Анна Велес

снова здесь. В этом городе, в доме. На этом месте. И за это я испытываю вину.

— Никто не вправе упрекать тебя за это, — Лисса улыбалась, произнося эти слова. — Каждый человек может испытывать счастье, от того, что вернулся домой. Не просто посетил дом, где жил когда-то, а душой вспомнил свое место.

Он промолчал. Не знал просто, что отвечать на это.

— Как ты жил все эти годы? — задала целительница следующий вопрос. — Я вижу, каким ты стал. Мне нравится видеть тебя таким. Интересно, как это случилось.

Ее вопрос заставил его немного нервничать. Идэн не знал, что ей рассказать. Чего она надеется услышать.

— Тогда меня доставили в Орден, и ты это знаешь, — несколько неуверенно начал он. — Я быстро пришел в себя. Твоя магия оказалась сильной. Я многое слышал в доме, куда меня привезли. И думал, что смогу казаться таким, каким они хотят меня видеть. Но потом Магистр объяснил, что будет со мной на испытаниях. Если я буду помнить, как убил ведьму. Я сделал, как он велел. Ради Ордена и себя. Проверка прошла легко, да и само испытание оказалось мне по силам. Хотя боль иногда дает о себе знать до сих пор. А потом…

Он только пожал плечами.

— Магистр говорил, что во мне есть нечто особенное, — признался вдруг Идэн. — Я слишком легко преодолеваю зло. Мало кто из опытных охотников имеет на своем счету более двух десятков убитых ведьм. Я не знаю, как это получается. Когда я встречаюсь со злонамеренной ведьмой открыто, в бою… Что-то внутри меняется. Я не чувствую боли и страха. Все мое существо живет лишь тем, что стремится уничтожить зло. Я будто не человек в такие минуты. Не имею чувств и мыслей. Я только убиваю.

Охотник помолчал, а потом все же признался.

— И это пугает меня, когда я задумываюсь об этом.

Лисса сидела рядом, смотрела куда-то в темноту. Но он знал, целительница слушает его очень внимательно. Только Идэн не знал, зачем ей это нужно.

— В чем-то ты совсем не изменился, — сказала Лисса. — Ты всегда был слишком упрям и особенно остро реагировал на то, что казалось тебе не справедливым. А еще…

Она чуть задумалась, подбирая слова.

— Я уже сказала, — попробовала объяснить она. — Что в ту ночь я применила свой дар впервые. Мне было страшно, а эмоции, они только усиливают магию. После той ночи еще год мне не удавалось сделать ничего серьезного. Может быть, это твое стремление уничтожать зло, это отголосок того, что ты чувствовал тогда. Ты разумом не помнишь этого, а душа знает и ведет тебя, когда зло снова перед тобой.

— Возможно, — подумав, согласился охотник. — Ведь так же иногда я вспоминаю какие-то отрывочные картины той ночи. Когда проклятье начало действовать. Боль, звон в ушах, зеленоватое пламя ее магии. И твой голос. Я всегда слышу его. Как и тогда.

Женщина посмотрела не него. Как-то удивленно, но в тоже время обрадовано. Но тут же отвернулась, смущенная.

— А еще? — спросила она. — Ты вспоминал меня? Или свой дом? Хоть что-то?

— Я не забывал, — напомнил Идэн, но все же решил быть честным. — Просто с годами все это немного отошло на второй план. Поначалу скучал и тосковал. Потом… Оставались лишь картины прошлого, но чувства будто забылись, ушли. И когда я ехал сюда, не испытывал ничего. Просто очередное задание. Просто город. Пока…Пока не узнал тебя на улице и не пришел сюда.

Она промолчала, но охотнику казалось, женщина осталась им довольна.

— А ты? — спросил он. — Как я понимаю, та ночь многое изменила и в твоей жизни.

— Да, — призналась Лисса, но в ее голосе не было горечи или сожалений. — Но все прошло как-то постепенно. И не казалось значительным. Меня тоже тогда забрали экзекуторы. Но не было страшно. Потому что мама поехала со мной.

— Ты тоже так рано прошла испытания? — Идэн с трудом мог представить, каково было десятилетней девочке пережить боль проверок магией.

— Тогда все было не так тяжело, — спокойно отозвалась целительница. — Повторю твои же слова, проверка оказалась мне по силам. Валий быстро выявил, что во мне нет злого дара. Но зато именно тогда он узнал, что я сделала для тебя. Моя магия была нужна Храму. Но только я истратила слишком много сил в свое первое сознательное заклятье. И после мне бы ни разу не удалось повторить того, что я сделала для тебя. Иначе…

Она весело улыбнулась.

— Мы встретились бы намного раньше, Идэн, — предположила целительница. — И твой Орден уже не был бы прежним. Хотя…иногда я думаю, будь мой дар хоть немного сильнее, мы бы сейчас с тобой не говорили. Я сгорела бы раньше.

— Я не понимаю, — нахмурился рыцарь. — Ты говоришь, что не смогла бы повторить то, что сделала той ночью. Но ты же спасла моих людей, так же отменив давние проклятья их первых ведьм.

— Это иное, — возразила женщина. — Посмертное проклятье имеет огромную силу в тот момент, когда оно действует. Представь, все зло, вся магия ведьмы переливаются в человека. Остановить это почти невозможно. А вот спустя годы, когда это уже было преодолено… Это как ты сказал о городе. Стирается многое, сила пропадает, потому можно это отменить.

— Экзекуторы надеялись, что твой дар окажется таким? — дальше расспрашивал Идэн. — Что ты сможешь отменять даже эти заклятья?

— Нет, — Лисса снова улыбнулась. — Валий просто взялся меня учить. Он знал, что из меня выйдет неплохой лекарь. Когда я подчинила себе дар, могла отменять мелкие проклятья, а заодно и болезни. Жрецам этого и было нужно.

Она снова помолчала, вспоминая.

— Следующие несколько лет были спокойными и счастливыми, — легко рассказывала целительница. — Мама перебралась ближе к обители, была рядом. Родился брат. Я много ездила по стране, помогала, где была нужна. Но мне было к кому возвращаться.

— Мальчик, — Идэн невольно вспомнил о расследовании. — Он был сыном Валия?

— Нет, — Лисса тут же стала серьезной, в ее голосе послышалась грусть потери. — Мама не доверяла жрецам. Ее дар дался ей с большим трудом. И пришлось не раз проходить испытания. Не все могут простить боль. Она была другой. Теплой с нами, преданной мне и брату, но нелюдимой и суровой с другими. Валий много лет пытался заслужить ее доверие. Он был очень хорошим и добрым человеком. Я любила его почти как отца. Но мать не приняла его, как друга. Тем более, не как мужчину. Хотя он этого и не желал. Но он скорбел о ней, когда мамы не стало. Скорбел, что