Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

Выгадав самый благоприятный момент, Нельсон решил подойти с другой стороны. В конце 1942 года советский вице-консул в Сан-Франциско Петр Иванов попросил Элтентона, как гласит отчет комитета конгресса, «предоставить информацию относительно чрезвычайно секретных работ над атомной бомбой, которые велись в Радиационной лаборатории Калифорнийского университета. Иванов… предложил Элтентону некоторую сумму денег в награду за сотрудничество». Элтентон обратился к профессору Хаакону Шевалье, а Шевалье обратился к Роберту Оппенгеймеру. «Элтентон сказал Шевалье, что у него есть способ связаться с чиновником из советского правительства, который сообщил ему, что, поскольку Россия и США являются союзниками, Советская Россия имеет право получить все технические данные, которые могли бы ей помочь». На последующем открытом слушании в Калифорнии Шевалье сказал, что всего лишь повторил доктору Оппенгеймеру разговор, который состоялся у него с Элтентоном, по просьбе самого же Элтентона.

Доктор Оппенгеймер сказал Шевалье, что считает попытки раздобыть секретную информацию изменой. Он не хочет иметь ничего общего с этими темными делами, и указал своему другу на дверь. Оправившись от чувства изумления и шока, ученый обратился к генералу Гровсу и в осторожных словах упомянул, по какому поводу к нему обращались.

В марте 1943 года генерал Гровс назначил доктора Оппенгеймера научным директором работ в Лос-Аламосе. Вместе они выбрали место и наняли первых сотрудников — тридцать ученых, вокруг которых за два года возникло самое крупное и самое сложное научное учреждение в истории мира. В какой-то момент этого периода у доктора Роберта Оппенгеймера состоялся откровенный разговор с генералом Гровсом насчет бывшего знакомства его жены и Стива Нельсона и партийном прошлом его собственного брата. Как рассказывают, старший Оппенгеймер лично заверил генерала в верности Фрэнка. Фрэнк и его жена вышли из коммунистической партии, рассказал он. Фрэнк поехал работать в Лос-Аламос под руководством брата и в конце войны заслужил особую похвалу от генерала Гровса за патриотичную и полезную службу.

Кеннет Мэй периодически пытался попасть в армию в начале войны. После краха его стараний привлечь на свою сторону доктора Роберта Оппенгеймера он обратился на призывной пункт еще раз, и теперь его приняли. Он храбро служил на Алеутских островах, а потом в Италии, где отрастил рыжую бороду и дослужился до звания младшего лейтенанта.

Со своим прошлым в НКВД Стив Нельсон должен был понимать, что эта попытка совратить доктора Роберта Оппенгеймера с истинного пути не может ему не аукнуться и не подорвать его атомную сеть. Вместо того чтобы бежать, не дожидаясь утра, и спасти своих молодых американских знакомых, советский агент решил задержаться в Беркли. Он все же принял некоторые меры предосторожности. На следующей встрече секретной партийной ячейки Мерримена, состоящей из ученых Радиационной лаборатории, Нельсон сказал им, что они должны уничтожить свои членские билеты, стараться не раскрыть себя и среди прочего дать зарок не пить, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего на пьяную голову. Через несколько встреч Нельсон заявил, что ячейка распущена, хотя намекнул, что еще могут быть кое-какие полезные контакты между особо надежными членами.

Стив Нельсон на Западном побережье и жена бруклинского сотрудника компании «Трансформер корпорейшн оф Америка», принадлежавшей вездесущему Сэмюэлу Новику, вели регулярную переписку. Нельсон также связывался по почте или через курьера с неким Элом, которым на самом деле был Руди Бейкер, он же Ральф Боумен, который родился в Венгрии и раньше выполнял в партии роль организатора в Нью-Йорке и курьера между американской и канадской компартиями. Лишь в 1950 году стало известно, что перехваченное контрразведкой в 1942 году письмо Стива Нельсона Элу, где говорилось, что доктор Роберт Оппенгеймер и его жена были проверены и оказалось, что они не сочувствуют коммунизму, стало одним из факторов, повлиявших на решение генерала полностью довериться физику.

Однажды вечером в конце марта 1943 года в доме Стива Нельсона в Беркли зазвонил телефон. Некто по имени Джо сказал, что ему срочно нужно увидеться со Стивом. Миссис Нельсон сказала, что ее муж вернется домой через несколько часов. Около полуночи к ним в дом вошел невысокий, худой, смуглый человек в очках. Нельсон вернулся только в половине второго ночи. Джо сказал, что у него есть кое-какая информация, которая может пригодиться Нельсону. Он прочел Нельсону сложную формулу, которую попросил его переписать, так как она была записана рукой другого ученого и к утру должна была вернуться на его рабочий стол. Нельсон так и сделал. Через несколько дней он позвонил Петру Иванову, советскому вице-консулу в Сан-Франциско. «Встретимся в обычном месте», — сказал Иванов. Обычное место оказалось открытым парком на территории больницы Святого Франциска в Сан-Франциско. От Сан-Франциско до Беркли всего шестнадцать километров. На этой встрече Нельсон передал Иванову пакет. Еще через несколько дней Василий Зубилин, третий секретарь русского посольства в Вашингтоне, явился в сан-францисское консульство. Он позвонил Нельсону, потом зашел к нему домой. Во время их разговора, весьма душевного, Зубилин передал Нельсону десять купюр неустановленного достоинства.

Ответственным по безопасности «Манхэттенского проекта» в Калифорнии весной 1943 года был Джеймс Стерлинг Марри, тот же человек, который год спустя приказал вести слежку за Кларенсом Хиски от Чикаго вплоть до полярного круга. Марри подозревал, что Джо — это Джозеф Вудро Вайнберг. Помимо приблизительного описания внешности у него было еще несколько общих зацепок.

Жена Джо выросла в Висконсине (жена Вайнберга Мюриэль училась в университете Висконсина). Джо был сравнительно молод, недавно окончил колледж (Вайнбергу было двадцать шесть, и он только что закончил работу над докторской диссертацией в Калифорнийском университете). Наконец, Джо работал в особой области физики, которая совпала со специализацией Вайнберга. Вайнберг был умным ребенком, почти вундеркиндом. Он родился в Нью-Йорке 17 января 1917 года, окончил школу Де Витта Клинтона в возрасте пятнадцати лет и Городской колледж за четыре года. Он вступил в комсомол еще до того, как переехал на Западное побережье, и, видимо, некоторое время, находясь в Окленде, занимал в комсомоле какую-то официальную должность.

Наблюдение за Джозефом Вайнбергом показало, что он общается с довольно узким и сплоченным кругом молодых ученых Радиационной лаборатории. Одним из них был Ирвинг Дэвид Фокс, физик с аналогичным прошлым в Американском студенческом союзе и комсомоле. Фокс родился в Бруклине в 1920 году. В лос-анджелесском Джуниор-колледже, куда он ходил с 1936 по 1938 год, Фокса отчитал декан за то, что он захламил весь кампус коммунистическими листовками. Позднее он стал организатором Профсоюза работников консервной промышленности на Западном побережье и на Аляске. Жены Вайнберга и Фокса были такими же активистками, как и мужья; сотрудники службы безопасности, подчиненные Марри, вскоре узнали, что они рассылают экземпляры новейшей книги Эрла Браудера и другую сталинистскую литературу отдельным ученым Радиационной лаборатории. Кроме того, было установлено, что Бернадетт Дойл, секретарь Стива Нельсона, иногда заходила домой к Вайнбергу.