Загадочная Шмыга - Лада Акимова

Все… Занавес.

— Через полчаса будем обедать, — отсмеявшись, только и сумела вымолвить она.

Спектакль сдавали художественному совету 28 декабря 1984 года. Пришедший от Союза композиторов Ян Френкель после просмотра сказал: «Я считаю, что это праздник, полный шампанского!» И никто ничего обсуждать не стал. Через два дня, 30 декабря, они сыграли «Катрин» первый раз на публике. Зрители приняли на ура.

Для нее лично вся работа над Катрин стала праздником, полным шампанского. Настолько она была интересной и… легкой. Собралась прекрасная команда единомышленников. Режиссер Евгений Радомысленский, художник Сергей Бархин, дирижер Эльмар Абусалимов. А какие актеры: Вячеслав Богачев (его потом признали лучшим исполнителем роли Наполеона), Эмиль Орловецкий, Валерий Барынин… Репетировали дружно и слаженно. В одну из таких репетиций и родился тот самый ее знаменитый жест рукой в воздухе — двойной винтовой взмах вверх. И с тех пор, вспыхивая, Катрин всегда делала этот выразительный взмах рукой.

Мало кто знает, что так полюбившийся и актерам, и зрителям французский танец фрикасе был написан Кремером… от безысходности. В пьесе есть ремарка — герои танцуют танец фрикасе. А вот что это за танец, не знал никто. Понятно только одно — его танцевал простой народ.

Композитор перелопатил горы музыкальной литературы в надежде найти хоть что-нибудь, имеющее отношение к этому старинному французскому народному танцу. Поиски успехом не увенчались. И тогда, решив сделать французам подарок — так он шутил впоследствии, — сам написал музыку.

Во время «великосветского» приема в доме Катрин назревает скандал. Сестры Наполеона постоянно задирают ее, намекая на необразованность и неумение держаться в свете. Катрин, предупрежденная Фуше, старается не реагировать.

— Нельзя же быть герцогиней с языком торговки и женой маршала Франции с замашками маркитантки.

В ажиотаже они обвиняют ее в том, что она во время военных походов спала на бивуаке с простыми солдатами под одним одеялом. Эту провокацию она не смогла выдержать.

— Да, мы укрывались с ними одной шинелью, — обида захлестнула Катрин. И не столько за себя, сколько за своего Лефевра и за всех солдат.

Были снега, ветер и мгла,

И пепел от края до края.

Шла наша юность, и армия шла,

Самых отважных теряла.

Самых надежных теряя.

Я шла за ней всегда

Честно на подвиг любой.

Да, я горда, вечно горда

Этой судьбой.

Можете мне в глаза посмотреть,

Увидите вы все, что было.

Многим от ран не дала умереть,

Многих в земле схоронила.

Многих в душе сохранила.

И все ж я шла всегда

С ними на подвиг любой.

Да, я горда, я горда

Этой судьбой!

Дружба верна, и мысли чисты.

Мы все заслужили по праву —

Наши надежды и наши мечты,

Нашу солдатскую славу.

Нашу негромкую славу.

И все ж я шла всегда

С ними на подвиг любой.

Да, я горда, горда

Этой судьбой!

Слезы застилают ее глаза, но она, гордо вскинув голову, дает отпор этим куклам.

— Если бы я только подала глоток героям, которые завоевали для вас целое государство, я сделала бы гораздо больше, чем вы, которые потрудились поднять свои короны из нашей солдатской крови.

— Как вы смели, мадам! — сестры оскорбились. — Берегитесь, мадам! Не простим мы этого вам!

Зная, что последует за подобным скандалом, после ухода гостей Лефевр, чтобы отвлечь жену от грустных мыслей, произносит:

— Ну что, Катрин, фрикасе?

Этот танец уже немолодых людей — своеобразный вызов Наполеону и его двору, всем напомаженным и разодетым куклам, которые только и умеют, что лицемерить.

У спектакля оказалась долгая жизнь. На протяжении двадцати с лишним лет менялись исполнители ролей, и лишь она одна оставалась неизменной Катрин. Иногда она даже жалела о том, что больше никто из актрис не играет Катрин, — ей так хотелось посмотреть эту постановку из зрительного зала. Как, впрочем, и «Джулию», и «Джейн».

Героиню Сомерсета Моэма Джейн в одноименной постановке она сыграла вопреки… Вопреки многим сложившимся обстоятельствам. Иногда у нее опускались руки.

Роль не получалась. Актеры по-разному воспринимают свои неудачи. Одни, учуяв ее, сразу же бросают наработанное и принимаются за другой замысел, другие ищут повсюду виноватых, третьи — изворачиваются так, чтобы найти сильные стороны в своей слабой работе, с тем чтобы выдать все это за великое новшество.

Она же никогда не бросала начатое на полпути, потому что привыкла все доводить до конца. Так было с ее Мари — из мюзикла «Вестсайдская история», которую поставил на сцене Георгий Ансимов. Ввод был срочным, на стадии уже последних репетиций, изначально Мари готовила другая актриса. В театре есть план, и нарушать его нельзя. У нее было очень мало времени, для того чтобы прочувствовать эту роль, тем более что она так отличалась от ее прежних героинь, простых девчонок.

Сжатые сроки, жесткие режиссерские рамки, ограничивающие рисунок роли, были отнюдь не ее помощниками. Но она никого не обвиняла. Просто из вечера в вечер, выходя на сцену в роли пуэрториканки Мари, пыталась осознать, почему у нее ничего не получается. Никак она не могла понять эту девушку, не ее это роль, и все. Любаша — ее, Элиза Дулитл — ее, с Мари ничего не получалось.

Не получилась у нее и Мария Семеновна Косарева в оперетте «Касатка». Да что там не получилась, это был откровенный провал. И опять ввод. На сей раз уже после премьеры. Она сразу поняла, что роль «светской львицы», обольстительницы, певицы из кафешантана, прозванной «Касатка», не ее. Чисто по-женски она не легла ей на душу. Но… роли не выбирают, на них назначают.

Она довела работу до конца. И вышла на сцену. И сыграла. А вот переломить себя ей так и не удалось. Она не имеет права быть злой на сцене. И пусть говорят, что у нее завышенные требования. Может быть, слишком высока поставленная планка. Но опускаться ниже — себя потерять.

После того, первого и единственного, выхода на сцену в роли Маши — Касатки, она дала себе слово, что теперь будет играть только те роли, которые хочет. Она заслужила это право — выбирать. Пусть их будет меньше, но ни за одну из них ей не будет стыдно и не придется краснеть на поклонах.

И когда в очередной раз, уже который по счету, у нее опустились руки, она поняла, что все-таки должна довести работу до конца. А там будь что будет. Во всяком случае, сама себе она смело может сказать: «Я сделала все, что могла». Она не стала искать виноватых вокруг — так сложились обстоятельства. А обстоятельства с каждым днем складывались все хуже и хуже.