Одноклеточный - Олег Никитин

— А вы? — тупо спросил я. — У вас своя фабрика, лаборатория?

Он кивнул с самодовольным видом и уселся за рога своего крутого байка.

— Естественно. И ты стал бы первым нашим пациентом, излечившимся от бесплодия. Если бы вынес малыша и передал мне — совершенно без всякого риска. А теперь подумай ещё раз, что ты можешь приобрести, и это помимо денег! Внутреннюю свободу и здоровье, да нет, саму жизнь своего будущего ребёнка. — Он помолчал выжидательно. — Мы с тобой ещё встретимся, и тогда ты будешь готов поработать на себя, а не на постороннего дядю.

— Где мы встретимся?

— На закрытии сезона, в воскресенье. Я сам найду тебя. И я не должен повторять, надеюсь, что первое условие нашего контракта — твоё полное молчание обо мне и нашем деле? Даже если тебя полиция будет пытать. Дзя мата!

Крепко я загрузился, прямо до помутнения в мозгах. Не помню, как я до своего маншёна добрался. Врубил автонавигацию на бортовом компе и просто за руль держался, пока меня байк вёз. И всё думал, думал, да без толку. Так, обрывки мыслей за хвосты ловил. Особенно почему-то одну — как я не купил папаше подарок, хотя в магазин для этого и зашёл. Ладно, времени ещё навалом…

А дома после ужина сразу уголовный кодекс принялся изучать — нашёл его в Инете. «Употребление насилия или применение угрозы в отношении должностного лица с целью побудить его к выполнению или невыполнению служебного действия — каторга или тюремное заключение на срок до трёх лет». Такие там были слова. Украсть детёныша из клетки — это невыполнение служебного действия или как? Не силён я в юридических делах, факт. Нет, вот это ближе будет: «Злоупотребление должностными полномочиями служащим государственного и общественного учреждения — каторга или тюремное заключение на срок до двух лет». Пожалуй, залезть в клетку среди ночи будет злоупотреблением в чистом виде. Два года не три, конечно, и всё равно неприятно. А главное, что родители скажут?

Я ещё полистал разные файлы и чуть не ополоумел от этой тарабарщины. Прецедент, непринудительные меры…

Пришлось вернуться к уголовному кодексу — вдруг там помягче наказания имеются? Насколько это преступное будет действие — умыкнуть зверька? Уголовный состав, факторы противоправности, приговор по аналогии… Вот! Психические параметры и малый возраст! Ген-паспорт мой, конечно, из «правового поля» меня не выводил, но ушлый законник мог бы на это напереть.

Такие соображения лежали у меня на второй чаше весов правосудия. А на первой громоздились все те привлекательные вещи, о которых Шрам толковал. И где-то между ними — народная мудрость «Голова спрятана, а задница видна». То есть, мол, даром эта кража не пройдёт. Но Шрам гарантировал, что я не попадусь полиции…

Как же поступить?

Спалось мне, само собой, несладко. Полночи прокрутился на футоне, словно мне дани задницу грызли. И ведь посоветоваться не с кем!

С тяжёлой головой и растрёпанными думами приехал я на работу. Только небольшой снежок меня взбодрил, а то бы я так и плавал в тупом угаре сомнений. Нет, решил я, до воскресенья ещё три дня, всё само собой утрясётся.

С робококами был порядок. Я с ними часок подежурил и пошёл проверить, как они в клетках шерудят. На самом деле мне хотелось с Давидом поговорить. Посетителей сегодня в связи с холодом немного было, и я надеялся, что он не особо занят. Давид торчал в своём ангаре и грелся возле газовой колонки.

— Как жить, нагваль? — с ходу спросил я.

— А в чем проблема, ученик? Тренажёр не поддаётся?

— И он тоже, — признался я. — Вот у тебя бывает, что ты стоишь перед выбором и не знаешь, как поступить? Я вообще спрашиваю. Скажем, не можешь выбрать подарок отцу.

— А-а, — расслабился Давид. — Твой случай не уникален. Рецепт тут один, он подсказан мне всем моим опытом. В каждый такой судьбоносный миг можно совершить лишь один шаг, верно? Он может быть или правильным, или ошибочным. Так вот если ты встал перед проблемой и не знаешь, в какую сторону метнуться, — дело дрянь. Значит, жизнь завела тебя в порядочный тупик.

— Я так и думал. Это всё?

— Нет, естественно. Все почему-то полагают, что именно в таких ситуациях человек проявляет свободу воли и разум. Это огромная ошибка!

— Неужели? — удивился я.

— Ещё какая… Сётю будешь?

Нагваль снял с масляного бака ковшик и нацедил из него в пластиковый стаканчик тёмного напитка. Я вспомнил мухоморную жидкость в гараже Аоки и заколебался. Эбселена у меня с собой не было, и хлестать психоделик на работе было рискованно. Но я всё-таки сделал один маленький глоток, чтобы не обижать учителя. Он одобрительно кивнул и приложился к ковшику, почти весь выдул. Вкусом сётю напоминал рыбный соус. Я отодвинул от себя напиток и уставился на Давида, чтобы он скорее продолжал поучение.

— Если ты пешка, — протяжно сказал он, — зачем тебе играть вместе со всеми? Съедят, и делу конец.

— И как же быть? Я ведь не шахматная фигура.

— Да, жизнь посложнее будет… Надо выйти из игры или стать ферзём, сынок. К другому стремиться нет смысла. А твой случай простой. Стань выше условностей и ничего не покупай. Скажи, что тебе плевать на подарки и всё такое.

Я задумался, а нагваль подтянул к себе мой стаканчик и опорожнил его. Я стал опасаться, как бы менеджер по персоналу не явился и не. застукал нагваля улетевшим. Но он, кажется, был ещё вполне бодрый и с перерывами на непонятные возгласы сообщил:

— Гаракута — всё! Ничего цельного в мире, сплошные клочки. Ты вон какой большой, крышу мне подпёр, а сам плохо склеен. Эй, задуй мне робокока в шкаф, а то расплавится. Труха сплошная, Егор-кун. Смотри, что я тебе покажу! — Он раскинул руки в стороны, оттопырил подальше стальной палец и пошёл прямо на стену. — Сейчас я наружу выйду, смотри и учись.

Он ни на секунду не задержался перед листом пластика и на полном ходу въехал в него лбом. Я успел вскочить и подхватил нагваля, не дал ему опрокинуться на холодный пол. Глаза у него были какие-то больные и мутные, из них показались слёзы.

— Я ещё здесь? Егор, почему я не снаружи? Зачем ты меня занёс?!

Он стал горячо вырываться и забился у меня в руках, но я всё-таки удержал его и усадил на стул.

— Тихо, нагваль, — испугался я. — Там же холодно, снег идёт. Простудишься ещё.

Но он вдруг разревелся, как мальчишка, и стал мазать кулаками по физиономии. Не поверил, значит.

— Почему? За что мне досталась эта темница тела? Я хочу свободно выходить со своего семидесятого этажа на стоянку кибертрана, хочу переноситься силой мысли и взмахом руки! Почему рана должна зарастать месяцами, а не мгновенно? — Он исхитрился схватить с верстака пинцет и уже замахнулся, чтобы пропороть себе ладонь механической конечности. Однако я успел перехватить его удар и вырвал «оружие». — Почему, объясни мне, рука у меня не отросла заново?