На 4 кулака - Маргарита Малинина

И тут почва медленно, но верно поплыла у меня из-под ног…

Из обморока меня вывел один из оперов, до приезда которых я, бедная, несчастная и никому не нужная, так и валялась на земле, в груде хлама. Причина кроилась в том, что в суматохе обо мне попросту забыли. А в чувство он меня привел одним недовольным замечанием:

— Что ж вы наврали? По телефону сказали — один труп, а на деле-то их два!

Я резво вскочила на ноги: мне совсем не улыбалось быть утрамбованной в черный пластиковый мешок и позже быть вскрытой в морге. Чтобы убедить стража порядка в своей полной живости-здоровости, нужно было попасться ему на глаза, но полицейский уже успел отвернуться от меня к другому трупу (ой, то есть к единственному трупу, конечно), поэтому пришлось подходить сзади и трогать его за плечо. Сделала я это бесшумно, так как сама еще пребывала в шоке и кричать не могла. Машинально обернувшись на постукивание и вдруг увидев перед собой «второй труп», он резко дернулся в противоположную сторону и со словами «чур меня» принялся самозабвенно креститься, но, нарвавшись на здоровый ребяческий смех, понял, что произошло. Почему-то он обиделся и погрозил мне пальцем. — Эх… Нехорошо!

Мы долго не могли разойтись по домам. Вначале полиция брала у нас показания, затем приехал фургон с местного телеканала, что сильно разозлило полицейских, и они принялись выпытывать у нас, кто им сообщил, а самих журналистов стали прогонять. Представители СМИ, в свою очередь, пытались взять интервью у нашей классной руководительницы и некоторых одноклассников. Предвосхищая их интерес к моей персоне (я была уверена, что кто-то непременно укажет на меня, как человека, нашедшего уже два трупа), я решила по-английски удалиться, повторив Танькин путь почти след в след.

По дороге домой позвонила взволнованная мама.

— Ты чего так долго?

— У нас субботник был вместо двух последних уроков.

— Значит, ты должна была вернуться еще раньше! — Мама все еще помнила, что представляли собой субботники, несмотря на то, что давно уже не работала в госучреждениях и тем более не училась. — Что-нибудь случилось?

— Ну как сказать… Я труп нашла. Опять.

— А-а, труп… — протянула мама. — Я уж думала, что-то серьезное стряслось!

Вот так. Получается, трупы в нашей семье перестали считаться достопримечательностью.

Через некоторый период времени я вновь сидела перед Акунинским в его кабинете, по которому, признаться честно, успела соскучиться. Оказалось, интерес местных СМИ к происшествию вызвал переполох среди высоких чинов, и моего ненаглядного следователя скоренько прикрепили к делу. А уж он-то быстро выведал, кто обнаружил тело.

— Образцова, опять труп! Как не стыдно? — выразил он свое отношение. Да, в человеке явно присутствует редкостное чувство юмора. Он так говорит, как будто я специально их ищу.

— Борис Николаевич, а разве она не выпала из окна? Ее что, убили?

— Откуда знаешь, что убили? — прищурил один глаз следователь.

— Иначе бы я тут не сидела, — проявила я чудеса логики.

— Верно. Преступник обставил все так, точно она выпала из окна и ударилась затылком о металлический предмет, которых на участке, точно собак, что и повлекло за собой смерть. Но так могло показаться лишь на первый взгляд. В ходе выполнения экспертизы выяснилось следующее: ее ударили сзади каким-то тяжелым тупым предметом, затем, уже мертвую, скинули вниз. А потом преступник или его сообщники, или кто-то еще, забросали тело ветками и придавили холодильником, чтобы скрыть, — это установили эксперты. Вот такие пироги.

— Пироги? — Мне сразу захотелось есть.

— Да. Ну рассказывайте, Юлия Сергеевна, при каких обстоятельствах вы обнаружили очередной, — он сделал особое ударение на слове «очередной», словно их было не два, а все восемьдесят, — труп.

Я решила не обращать на его колкости внимания.

— Ну иду я, значит, себе, никого не трогаю, фантики собираю и вдруг натыкаюсь на тапочку.

— Какую, позвольте, тапочку? — по обыкновению перебил он даму.

— Обычная розовая тапочка с пушистым помпоном. А тут еще эта громадина! Сколько мы с ним натерпелись! Но вторая же тоже нужна!

— Погоди, что за громадина? С кем натерпелись? Ты о чем? Какая вторая?!

Почему это так часто происходит? Это во мне дело или в том, что следователь медленно думает и не очень внимательно слушает? Вздохнув, я осознала, что все-таки во мне, и рассказала историю еще раз, старясь теперь звучать вразумительно, логично и последовательно. Так как Акунинский кивал и слушал не перебивая, я заключила, что справилась с задачей, но подтвердить вслух он это не успел: зазвонил старенький телефонный аппарат, заваленный кучей бумаг, из-за чего его даже вначале не было видно. Борис поговорил всего минуту, записав что-то на листочке. Как оказалось, установили личность убитой. И сейчас он задал вполне прогнозируемый вопрос:

— Ты знала Колесникову Елену Олеговну?

— Кого? — искренне не поняла я сначала.

— Ту женщину, труп которой ты обнаружила. Разумеется, ты и никто другой. Почему все время ты?

— Так на какой вопрос мне отвечать? — строго спросила я.

Он вздохнул.

— На первый.

Ну вот, приехали. И что прикажете делать? Если сознаться, что я ее однажды уже видела, нужно будет рассказать, где и при каких обстоятельствах. Это означает одно — подставить Колю. Он даже сотрудников банка боится. А если информация о частном расследовании дойдет до Федоткина?

Внезапно меня посетила мысль, от которой я похолодела градусов на двадцать. В последний раз я видела Николая перед встречей с этой Колесниковой. Теперь она мертва. А Хрякин не явился на стрелку к магазину. Господи, что с ним? Что с ним случилось? Боже, сделай так, чтобы он был жив!

— Юля, что случилось? Ты вся побледнела! — перепугался за меня Борис Николаевич. — Тебе плохо?

Да, плохо. Так плохо, как ты даже не можешь себе представить. Именно плохо, если так можно назвать тот непостижимый, неописуемый ужас, что охватил меня в ту минуту. Страх за жизнь любимого человека. Но тебе я об этом не скажу, все равно не поймешь.

— Нет, — еле слышно прошептала я. — Со мной все в порядке.

— Ты знала покойную? — еще раз задал он свой тупиковый вопрос.

— Нет, — опять-таки произнесла я.

— Может, просто видела когда-нибудь? Ее лицо ни о чем тебе не сказало?

— Нет, — повторила я и почувствовала, как запылали щеки. Да, не умеешь достоверно врать — не берись.

— Ладно, вспомнишь чего важного — доложишь. Иди. А то какие-то тапочки, громадины…

Своим горем я могла поделиться только с одним человеком, туда я и держала путь. Перед тем как зайти в подъезд, попробовала дозвониться до Хрякина еще раз. Безрезультатно.