Двойной сюрприз для блудного папочки - Валентина Гордова

Мне сложно снова посмотреть на него. Это невыносимо тяжело, потому что я знаю: всего один взгляд, и меня накроет волной всех тех противоречивых чувств, что пока ещё копошатся где-то совсем глубоко внутри.

Слепота у моих детей? Нет, уверена, мне просто послышалось, я просто неправильно поняла слова Егора, я...

–Не трогай меня, – предупреждаю его совершенно серьёзно, когда Минин делает шаг ко мне и вынуждает всё-таки посмотреть на него.

Я и сама отступаю назад, за порог, на деревянный пол. Выставляю руку, будто с её помощью смогу выставить между нами невидимую, но очень крепкую преграду.

Егор не желает слышать того, о чём я его прошу. Он упрямо делает ещё шаг, встаёт на первую из трёх ступеней и оказывается как-то слишком близко ко мне.

Кажется, я сейчас не в том состоянии, чтобы спокойно пережить его прикосновения.

Мне сейчас вообще ничего не нужно, просто пусть он откроет свой рот и объяснит мне, что происходит. Неужели я так много прошу?

–Варя, выслушай меня, – голос Егора звучит испуганно, да и вид у него, мягко говоря, не очень.

–Так скажи уже хоть что-нибудь, – предлагаю в ответ.

Мне... странно. Спокойно, но я чувствую, как что-то тёмное окружает со всех сторон, поселяет внутри меня страх и медленно подталкивает к состоянию паники.

–Егор, что происходит? – Рядом оказывается мама Минина с одним из пледом в руках.

Мы с ней вроде как подружились и нашли много интересных тем для разговора, но я всё равно выворачиваюсь и отхожу в сторону, когда она пытается укрыть меня.

Не понимаю, в какой момент мне начинает казаться, что все вокруг – враги. Я не понимаю, когда теряю доверие ко всем этим людям, которые ещё минуту назад были такими добрыми и радушными.

Зато я понимаю кое-что другое. Например, странное поведение Егора, его отсутствие дома, резкую смену настроения и холодно-отстраненное поведение.

Только сейчас я понимаю, что было причиной всему этому.

А ещё – какой дурой я была всё это время.

Родители Егора потихоньку выскальзывают и оставляют нас одних. Они даже дверь за собой закрывают, перед этим протолкнув Егора внутрь.

Всё было бы просто замечательно, если бы он перестал подходить и опустил уже, наконец, руки.

–Давай мы успокоимся, сядем и обо всём поговорим, – предлагает Егор.

В данный конкретный момент он безумно раздражает меня: просит успокоиться и предлагает поговорить, но не сказал ни слова. Хотя это именно он должен говорить, потому что я ничего от него не скрывала, и рассказывать мне уж точно не о чем.

–Хорошо, да, да, давай! – Кажется, я говорю громче и резче, чем хотела бы. Машу рукой в сторону деревянного стола. – Иди, садись и говори. Быстро. Серьёзно, Егор, не зли меня, потому что я и без того безумно злая.

Не знаю, голос у меня такой или выражение лица, но Егор послушно проходит, отодвигает стул и медленно садится за стол.

У меня нет никакого желания садиться рядом. Честно говоря, сейчас я лишь хочу, чтобы Егор уже нормально всё объяснил, и туман в моей голове развеялся.

И он действительно рассказывает. Не знаю только, к счастью или к горю.

Он говорит про звонок врача и его безумное предположение, которое я даже не понимаю, на чём основано. Рассказывает про страх, что поселился внутри него, про жуткое волнение, про звонок, который должен был быть ещё с утра...

И он действительно раздаётся. Прямо при мне. Так оглушительно громко, что заставляет вздрогнуть не только меня, но и Егора. Он вытягивает мобильник из кармана тёплой кофты на молнии, но почему-то не хочет говорить при мне. Он выходит и закрывает за собой дверь, и на звонок отвечает уже где-то там.

А я вдруг понимаю, что во время его монолога стояла на месте и прикрывала руками живот, словно хотела оградить моих малюток от всех тех грязных слов, что говорил Егор.

Конечно, я, как и любой нормальный человек, очень-очень хочу, чтобы мои дети были совершенно здоровы, но если вдруг судьба решит иначе и у моих близняшек будет эта ужасная слепота, то... То я совершенно точно не буду одной из тех ужасный матерей, что боятся трудностей и отказываются от самого дорогого, что у них когда-либо было.

Я никогда, никогда не откажусь от моих детей.

Даже если для этого мне придётся отказаться от Егора.

Потихоньку подхожу к двери, осторожно тяну за ручку и выглядываю в небольшую щель. Мне остаётся надеяться, что Егор стоит где-то достаточно близко, чтобы я могла услышать его, но он отошёл почти к самому дому.

И телефона у него я не вижу.

Зато вижу его мать. Она выскакивает из дома и бежит к сыну. Клетчатый плед падает с её острых плеч и остаётся лежать на снегу. Денис Юрьевич выбегает из дома следом, зовёт жену по имени, но та, никак на него не реагируя, подбегает к Егору и с силой бьёт его ладонью по лицу.

Звон от пощёчины доносится даже до меня, как и её надрывное:

–Да как ты только посмел?!

Денис Юрьевич перехватывает её двумя руками за талию и оттаскивает подальше от Егора. Он даже не попытался отойти, просто остался стоять с откинувшейся к стене дома головой.

Он никак не реагирует.

Он, поговорив с доктором, никак не пытается переубедить своих родителей, не спешит порадовать всех нас хорошей новостью.

Значит, её просто нет, это хорошей новости.

Результаты анализов оказались положительными.

Наши дети родятся слепыми.

Я сглатываю ком в горле, веду затёкшими от напряжениями плечами и достаю телефон, чтобы сделать то, чего не делала уже очень давно.

Звонкий гудок бьёт по ушам, за ним второй.

–Варя? – Слышу недоумевающий мужской голос. – У тебя всё хорошо?

И понимаю, что слезы наконец застилают глаза.

–Нет, у меня всё совсем нехорошо. Папочка, мне нужна твоя помощь.

Мои близнецы будут слепыми.

Так сказал тот доктор с печальным голосом и вся его клиника.

Он что-то там несёт про сожаление и про то, что я не должен опускать руки, но я даже не пытаюсь слушать весь этот бред. Потому что реально бред. И я буду полным придурком, если поверю словам каких-то там докторов из клиники даже не в городе и вот так просто потеряю всякую надежду.

В нашем городе много клиник. А в нашей стране много городов. А в мире много стран, в которых есть много городов с хорошими клиниками.

Я поверю в слепоту своих детей только после того, как все они скажут мне потерять надежду.

Я возвращаюсь в домик, намереваясь повторит всё это для Вари, но вместо логичной истерики вижу что-то пугающе-страшное: моя очаровашка сидит за столом и спокойно пьёт чай из белой кружки.