Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков

«Возвратилась разведка из района Мокрое, а также юго-западных населенных пунктов на протяжении 15–20 километров. Вражеских резервов в этом районе не установлено. Поход прошел успешно».

Командование Красной Армии, использовав это сообщение, а также данные войсковой и авиаразведки, быстро разобралось в них и установило, что немцы проводят отвлекающий маневр, а заодно пытаются сравнительно незначительными силами изменить прохождение линии фронта на этом участке в свою пользу. Наступление немцев было отбито, город Киров остался советским.

В июле от командования поступило еще одно, схожее задание. На этот раз немцы предприняли наступление из района города Жиздра в направлении села Ульяново. Требовалось уточнить, какими резервами противник располагает на этом участке фронта.

С выполнением задания возникли сложности. Прилегающий к передовой тыловой район охранялся весьма строго. Ни один мужчина проникнуть сюда не мог. Всех подозрительных лиц мужского пола, здесь очутившихся, немцы без лишней волокиты расстреливали. Девушка? Но жительница Людинова никак не могла выменивать тряпки на продукты в зоне боевых действий. И все же разведчики придумали легенду, позволившую проникнуть в интересующий командование район.

До войны в Жиздрннском районе жили потомки немецких колонистов, обосновавшихся тут с незапамятных времен. После оккупации района все здешние немцы по каким-то соображениям были вывезены в Германию. Но кое-кто из детей старшего возраста, обучавшихся в других городах, этой депортации избежал. Теперь они, попав снова в родные края, пытались разыскать свои семьи или хотя бы разузнать их новые адреса. Поскольку они имели официальный статус фольксдойче, т. е. лиц немецкой национальности, проживающих за пределами Германии, то пользовались определенными привилегиями, и оккупационные власти им в таких поисках способствовали.

Роль девушки-фольксдойче и была поручена Тоне Хотеевой. В смелости, решительности, находчивости ее сомневаться не приходилось, а то, что Тоня владела немецким языком не вполне свободно и говорила с русским акцентом, было даже хорошо — как потомок немецких переселенцев бог знает в каком поколении, никогда на исторической родине, в Германии, не бывавшая, она и не могла говорить по-немецки безукоризненно. Большинство этих давно обрусевших немцев вообще знали немецкий язык лишь на бытовом уровне, их лексикон ограничивался несколькими сотнями самых ходовых слов и выражений.

Тоня приняла достаточно рискованное задание едва ли не с восторгом, оно как нельзя больше подходило к ее беспокойному характеру.

До войны в Людинове жил ломовой извозчик Антон Рерих, этнический немец. Его дочь Анна, почти ровесница Тони, училась в одном из московских вузов. На каникулы летом 1941 года она почему-то не приехала, следовательно, объявиться здесь уж никак не могла. Золотухин для Тони изготовил несколько справок на имя Анны Рерих и пропуск для свободного передвижения по району — якобы в поисках семьи. Сама московская студентка, Тоня, в случае допроса, могла проявить и знание студенческой московской жизни, и предметов, изучаемых на первом курсе технического вуза.

Для такой поездки деревенская одежда не годилась, девушке нужно было придать более пристойный вид. Держаться ей следовало также совершенно иначе — не с испугом и просительным выражением лица, а уверенно и даже требовательно. С внешностью у Тони все было в порядке, но вот с одеждой дело обстояло хуже. Вся мало-мальски приличная и в самом деле давно ушла в обмен на продукты. Выручила смекалка — Мария Лясоцкая достала где-то кусок купола от немецкого парашюта. Шелковистую ткань покрасили в фиолетовый цвет, и Полина Антоновна Зарецкая быстренько сшила из нее Тоне Хотеевой хорошенькое, даже нарядное платье.

На протяжении нескольких дней Антонина Хотеева, она же фрейлен Анна Рерих, благополучно объехала весь район, побывала в десятке населенных пунктов. Несколько раз патрули—и немецкие солдаты, и русские полицаи — проверяли ее документы. Все обошлось. Более того, в ряде случаев солдаты охотно подвозили ее на машине, даже угощали съестным. Тут, кстати, Тоня сделала для себя в некотором роде открытие: оказывается, немецкие солдаты и офицеры-фронтовики значительно отличались в лучшую сторону от тех, кого она встречала в относительном тылу, в Людинове, особенно, от эсэсовцев.

Колеся по району, Тоня, к своему удивлению, не встретила ни одной свежей войсковой части, только мелкие, разрозненные подразделения, не больше взвода. Местные жители в умело направляемых разговорах также рассказывали, что, как только в стороне Ульянова начались бои, все немцы оставили те деревни и поселки, в которых до того стояли, и были отправлены на передовую. Примерно то же самое девушка почерпнула из болтовни со своими попутчиками немецкими солдатами.

В результате девушка второй раз за лето пришла к твердому и обоснованному мнению, что никаких резервов у немцев в этом районе нет и предпринятое ими наступление, следовательно, является всего лишь еще одним отвлекающим маневром. О чем и доложила Шумавцову, когда вернулась домой.

Алексей уже тоже пришел к тому же выводу, поскольку в эти дни в Людинове ни на железной дороге, ни на большаках не было заметно какого-либо особого оживления.

Золотухину в отряд пошло донесение, что никаких резервов в Жиздринском районе у немцев для наступления нет. Это позволило Красной Армии нанести контрудар наличными силами и восстановить уграченные на время позиции.

В летних боях 1942 года партизаны понесли чувствительные потери не только убитыми и ранеными — несколько человек оказались пропавшими без вести. Так, в отряде ничего не знали о судьбе Сергея Апокина, Михаила Зевакова, Алексея Белова (того самого бывшего председателя Жиздринского горсовета, который был проводником медведевцев при повторном налете на город), еще некоторых бойцов.

По просьбе командования отряда Мария Лясоцкая достала через знакомого в городской управе пропуск на посещение Жиздринского лагеря для военных и гражданских лиц, якобы в поисках пропавшего без вести мужа. Немцы действительно иногда в пропагандистских целях отпускали пленных домой, если, разумеется, те не были командирами, коммунистами или евреями.

Мария Лясоцкая проникла в лагерь, встретила здесь знакомых партизан, в частности, Николая Рыбкина.[23]От них узнала судьбу остальных. Выяснилось, в частности, что Алексей Белов настолько ослаб после ранения, что немцы пристрелили его еще по пути в лагерь.

Пленные партизаны сообщили Лясоцкой для передачи в отряд фамилии нескольких содержащихся в лагере лиц, которые дали согласие сотрудничать с оккупантами, в том числе служить в полиции. Назвали ей и фамилию русского вербовщика, наезжавшего регулярно в лагерь из Людинова.

Прошло всего несколько недель, и, увы, в одном из боев погиб муж Марии Лясоцкой — командир партизанской роты Владимир Саутин, о чем ей сообщил в прочувственном письме командир отряда.

В ответ Мария Михайловна написала: