Добыча золотого орла - Саймон Скэрроу

Плавт уставил на него взгляд.

– Сдается мне, легат, ты забыл, кем являешься. Я отдал тебе приказ. Отправляйся к себе в легион и подготовь все к слушанию. Как только я обговорю этот вопрос со своими писцами, сразу же прибуду в расположение твоего легиона, и мы немедленно приступим к делу. Если же к тому времени необходимые приготовления не будут завершены, я расширю рамки расследования и не ограничусь командирами твоей Третьей когорты. Я ясно выразился?

– Так точно, командир.

– Тогда исполняй.

Старший трибун Плиний набрал побольше воздуху и выкрикнул приказ:

– Центурионы, ко мне!

Перед штабными палатками Второго легиона ровными шеренгами стояли бойцы когорты Максимия. Уже стемнело, но их строй был хорошо виден благодаря колеблющемуся свету множества факелов, которые держали в поднятых над головами руках назначенные в конвой легионеры Первой когорты. В отличие от своих товарищей подчиненные Максимия были без оружия и даже без доспехов, в одних туниках. Весь лагерь уже знал: эти люди осуждены и скоро могут быть изгнаны из лагеря в наказание за то, что днем раньше не смогли удержать брод. Некоторые солдаты выглядели откровенно напуганными. «Что и неудивительно, – думал Катон, строевым шагом направляясь к старшему трибуну. – Это ведь и вправду страшно, оказаться без какого-либо укрытия от непогоды и без оружия, чтобы защититься от вражеских шаек, которые запросто могут соблазниться возможностью, ничем не рискуя, раздобыть несколько голов римских захватчиков. И ведь неизвестно, сколько это наказание продлится».

Катон встал рядом с другими центурионами, образовавшими шеренгу перед старшим трибуном. По обе стороны от них выстроился конвой.

– Шагом – марш! – скомандовал трибун, и группа направилась к входу в самый большой шатер. Полог его был отдернут и закреплен, и было видно, что изнутри шатер залит ярким светом укрепленных на стояках масляных ламп. Сквозь проем Катон заметил: рабочие столы писцов сдвинуты вместе, образуя длинный стол в задней части шатра, перед которым оставалось свободное пространство.

Еще несколько столов стояли сбоку, за ними уже сидели писцы, готовые вести протокол заседания.

Трибун Плиний под конвоем завел центурионов в шатер и жестом велел им выстроиться перед пустым столом. Конвоиры, держа ладони на рукоятях мечей, сформировали вторую шеренгу за их спинами. Писцы склонились над табличками, держа стило в руках, готовые начать свою работу. Все молча замерли в духоте шатра, ожидая появления членов трибунала. Катон, в первый раз оказавшийся в подобном положении, внутренне робел, но твердо решил никоим образам не выдавать своего страха. Вытянувшись в струнку, он смотрел прямо перед собой. Однако в ходе ожидания взгляд его скользнул по шеренге товарищей, и он заметил, что Феликс беспрерывно сжимает и разжимает кулаки. Неожиданно Феликс повернул голову, и их взгляды встретились. Катон слегка кивнул, указывая глазами на кулаки и взглянув в указанном направлении, Феликс явно удивился тому, что сжимает и разжимает пальцы, сам того не замечая. Он тут же прекратил нервные движения и благодарно подмигнул Катону, прежде чем снова устремил взгляд вперед. Что же до Катона, то ему полегчало оттого, что переживает в нынешних обстоятельствах не он один.

Откинулся боковой полог, и в шатер вошел префект лагеря. Он шагнул в сторону от входа и провозгласил:

– К прибытию высших командиров – встать, смирно!

Писцы встали из-за столов и вытянулись в струнку, точно так же, как подконвойные центурионы и стража. Легат и командующий, войдя в шатер, быстро направились к своим местам. Потом, после небольшой паузы, появился Нарцисс, усевшийся по другую сторону от командующего.

Как только он занял свое место, префект выкрикнул:

– Вольно!

Командующий Плавт, не мешкая, приступил к делу.

– Прежде чем начать слушания, я прошу занести в протокол то, что чрезвычайные обстоятельства делают невозможным проведение обычной, оговоренной уставом процедуры, поскольку расследование требуется завершить как можно скорее. В связи с этим я объявляю: приговоры будут вынесены сразу же по окончании заседания трибунала и безотлагательно, при первой возможности, приведены в исполнение.

Командиры Третьей когорты переглянулись, обеспокоенные столь серьезным нарушением их прав. Если бы слушания происходили в крепости или базовом лагере, они продолжались бы дольше, были тщательнее, и обвиняемые имели бы больше возможности для защиты. В полевых условиях допускалось некоторое упрощение процедуры, однако в данном случае ею фактически пренебрегали, что буквально ошеломило центурионов.

Прежде чем кто-то попытался возразить, командующий продолжил:

– Настоящее расследование имеет своей целью выяснить: соответствует ли исполнение своих обязанностей бойцами и командирами Третьей когорты высоким требованиям, предъявляемым к тем, кому оказана честь нести службу во имя императора Клавдия, а также сената и народа Рима. Суть рассматриваемого вопроса в том, что на августовские иды сего года командир когорты Гай Норбан Максимий не выполнил полученный им приказ; результатом пренебрежения долгом стало бегство пяти тысяч вражеских солдат. Кроме того, отдельным пунктом, согласно показаниям Максимия, центурион Люций Корнелий Макрон обвиняется в том, что не оказал должного отпора врагу, защищая остров посередине реки, и отступил, дав противнику возможность преодолеть переправу. После чего Третья когорта под началом помянутого выше Максимия, встретив противника на берегу реки, не проявила должной стойкости и упорства в отражении атаки. Тщательно ознакомившись с представленными мне материалами допросов, я составил мнение, что вся Третья когорта, и в первую очередь ее командный состав, разделяет вину за случившееся. Однако прежде, чем будет вынесено решение, я спрашиваю, желает ли кто-либо из командиров воспользоваться возможностью ответить на обвинения?

Командующий Плавт поднял взгляд, ожидая, позволит ли себе кто-либо из центурионов высказаться в свое оправдание.

Макрон стиснул зубы от горечи и ярости, ведь Максимий фактически обвинил его в предательстве. Однако центурион не мог выступить в свою защиту, у него не было возможности оправдаться, и Макрону оставалось лишь гневно смотреть на человека, который был не только истинным виновником произошедшего, но и лгуном. Ведь Максимий обещал командирам признать свою вину, но вместо этого выгораживал себя и договорился до того, что позорное обвинение пало на его товарищей. И уж совсем непростительно было то, что, стараясь расширить круг обвиняемых, он фактически ославил всех бойцов когорты трусами.

– Командир, могу я высказаться?

Все взоры обратились к Веспасиану.

– Говори, легат. Но кратко и по существу дела.

– Слушаюсь, командир. Итак, прошу занести в протокол, что я возражаю против всех выдвинутых обвинений.

Глаза Плавта расширились от изумления: он никак не ожидал открытого противодействия своему, как он считал, непререкаемому суждению. Командующий нервно сглотнул и лишь потом спросил: