Лабиринт для Слепого - Андрей Воронин

Инна подала пачку и поставила на стол пепельницу.

Олег закурил и стал барабанить по столу пальцами.

– Ну, говори.

– Я занимаюсь очень плохими вещами, ужасными вещами…

Сердце Инны сжалось, ей показалось, что она теряет сознание. Она даже прикрыла глаза, веки задрожали.

Олег медлил. Он был похож на человека, решившего нырнуть на большую глубину. И для этого ему надо было сконцентрировать силы, набрать полную грудь воздуха.

– Все, что я тебе сейчас расскажу, должно остаться между нами. Мне тяжело, мне очень тяжело, поверь.

Но я хочу, чтобы ты это знала. Я, конечно, дал подписку, что буду молчать о том, чем я занимаюсь…

– Конечно, Олег, как же иначе, ведь ты работаешь на оборонку.

– Да ни на какую оборонку я не работаю – махнул рукой Олег и, схватив бутылку, быстро налил себе еще рюмку.

Инна смотрела на мужа и не узнавала его. Такой растерянности, такого испуга она уже давным-давно не видела. Раньше, когда заболел ребенок, вот так же дрожали руки мужа, таким же затравленным и испуганным был его взгляд.

Но сейчас-то все уже позади. Жизнь наладилась, жизнь в общем-то прекрасная, и у них хватает денег не только на себя. Они даже помогают родителям и могут позволить себе то, о чем раньше и не мечтали. И эта операция, за которую пришлось заплатить такие большие деньги…

Инна смотрела на мужа, боясь, что сейчас он начнет рассказывать, начнет свою горькую исповедь, и тогда все рухнет. Весь их устроенный быт, все их благополучие.

И ей вдруг захотелось крикнуть на мужа, приказать ему, чтобы он замолчал и ничего ей не говорил. Но она сидела, нервно теребя край халата, чувствовала, как земля качается под ногами и вот-вот оборвется и полетит в какую-то бесконечно глубокую черную пропасть.

Олег поднял рюмку.

– Знаешь, Инна, лучше тебе ни о чем не знать.

– Наверное, ты прав. Лучше ни о чем не рассказывай. Ведь это тайна?

– Это страшная тайна, Инна. Это страшно настолько, что ни ты, ни я до конца не сможем все это осознать.

– Не говори, – попросила Инна и положила свою теплую ладонь на холодную руку мужа.

Она сжала его безжизненные пальцы и с мольбой заглянула в глаза, думая про себя: «Только бы он не начал говорить, только бы он сдержался!»

Затем она поднялась, зашла мужу за спину, обняла его за плечи и прошептала на ухо:

– Олег, все обойдется. Пойдем спать. Ты устал. Ты очень устал, и тебе надо отдохнуть. А завтра сходим в парк, можно куда-нибудь съездить. Ты же обещал детям, что погуляешь с ними.

– Да, я помню, – как-то безразлично и уныло сказал Олег, тяжело поднялся из-за стола, зажег в ванной свет, затворил за собой дверь.

А Инна осталась на кухне. Ей было не по себе, сердце бешено колотилось и казалось, что сейчас жизнь по капле вытекает из нее, как вода из дырявого сосуда…

Олег смотрел на свое отражение в зеркале, держа в правой руке бритву. Его лицо было намылено, и он показался сам себе призраком, человеком, пришедшим с того света.

«Что, Пескаренко, ты хотел делать научные открытия, а разрабатываешь наркотики, губишь людей, зарабатываешь на этой грязи деньги. Разве об этом ты мечтал? У тебя же светлая голова и ясный ум. А занимаешься такой дрянью».

Но тут же появилась другая мысль – спасительная.

«Если бы не эта работа, если бы не Кормухин, если бы не Станислав Семенович Бархатков, Сашенька давно бы умерла, а мы с Инной прозябали бы в нищете, не имея денег даже на кусок хлеба. Жили бы в однокомнатной „хрущевке“, считали бы каждый рубль, каждую копейку. Нет, нет, хорошо, что я ничего ей не сказал, очень хорошо. И что это на меня нашло?»

Олег улыбнулся белыми от пены губами и приступил к бритью. Затем он почистил зубы, принял душ, накинул на плечи дорогой халат, купленный Инной за границей ему в подарок, и, шлепая босыми ногами по начищенному паркету, двинулся в спальню.

Жена лежала на боку. Ее глаза были закрыты. Олег, стараясь не шуметь, забрался под одеяло, затем придвинулся к Инне, обнял се за плечи и прошептал:

– Спи, дорогая, спи. Я тебе ничего не говорил. Это так… Нервы расшалились. Хочется чего-то, а чего – я и сам не знаю. Все будет хорошо, родная, ни о чем не беспокойся.

Жена взяла его руку, пахнущую дорогим лосьоном, прижала к своим губам и нежно поцеловала.

Олег ощутил этот нежный, мягкий и влажный поцелуй, ему сделалось грустно, и он почувствовал одиночество – то одиночество, которое знакомо человеку, не имеющему возможности поделиться самыми сокровенными мыслями и вынужденному хранить их в тайниках своей души, на самом дне, никому о них не рассказывать и даже самому бояться к ним возвращаться.

Он отодвинулся от жены, положил руки под голову и долго лежал с открытыми глазами, глядя на белый потолок, по которому мелькали призрачные тени. А перед его глазами плыли формулы, переворачивались страницы блокнота, и мозг Олега уже начал работать над другим, размышлять об одной, на первый взгляд, незначительной проблеме.

"Так, так, – думал Олег, – завтра, когда я расскажу о своих соображениях Станиславу Семеновичу, толстые стекла его очков тут же запотеют, губы задрожат.

То-то он удивится! Даже не поверит, что все так просто.

А ведь мы бились над этой проблемой почти три месяца и не могли решить. А я вот так, ночью, чуть не поссорившись с женой, решил ее, нашел простой выход, лежащий на поверхности, до которого никто не мог додуматься. А ведь все так просто!"

Глаза Олега Пескаренко закрылись, и он уснул сном праведника, с блаженной улыбкой на лице.

Тикали часы, время двигалось вперед. А Олег видел во сне радужные перспективы своей деятельности, видел удивленные, восхищенные, сияющие глаза коллег, видел страничку из блокнота с одной-единственной формулой, которая позволяла увеличить производство наркотиков в несколько раз.

Глеб Сиверов, погруженный в размышления, долго не мог уснуть в своей мастерской. Он думал о том, по верному ли пути пошел в раскручивании этого сложного дела с наркотиками. Одно-единственное опасение никак не давало ему покоя:

«А что если этот меценат, то есть Альберт Николаевич Прищепов, не является торговцем именно той группы, которую я разыскиваю. Может, я потянул не за ту ниточку, увлекся, и все мои усилия напрасны…»

Но никаких других зацепок не было, так что ничего не оставалось, как продолжать в том же направлении.

«Завтра, завтра», – повторял Глеб, прекрасно понимая, что завтра уже наступило, что скоро за окнами забрезжит серый московский рассвет и придет время начинать активные действия. Но принесут ли они успех и удастся ли выйти на тех, кто стоит за производством наркотиков и за их сбытом?