Кошка в сапожках и маркиз Людоед - Ната Лакомка

Ну, то есть не трясут, а прижимают. И не как яблоньку, а как…

- И о чём же? – поинтересовался милорд Огрест, продолжая прижимать меня к стене и прижиматься ко мне сам.

Вот зачем, скажите, пожалуйста? Я ведь не собиралась убегать. К чему тек близко… и так тесно…

Мне пришлось сосредоточиться, чтобы понять вопрос. Ах да, поговорить. О госпоже… госпоже Броссар…

Но сказала я совсем другое:

- У вас ссадина, на лбу…

- Какая новость! – восхитился он.

Говорил насмешливо, а глаза были вовсе не весёлые. Странно, как я рассмотрела их выражение в тусклом свете, но ошибки быть не могло. Взгляд у милорда был невесёлый, грустный, тоскливый и… голодный.

- Мне жаль, что так получилось, - произнесла я искренне. – И ещё больше жаль, что теперь про вас снова начнут болтать всякую ерунду.

Несколько секунд он разглядывал меня, будто пытался прочитать мысли, и так стиснул зубы, что заходили желваки.

- Вы меня не боитесь? – спросил он с запинкой. – Знаете, что меня считают убийцей и насильником, и не боитесь?

- Не знаю, кто там и что считает, - ответила я, - но как я могу бояться человека, который прослезился от счастья, когда засмеялась его племянница?

- Только потому вы ещё здесь, - сказал Огрест глухо и отрывисто. – Иначе… - и замолчал, пожирая меня глазами.

Странный разговор при странных обстоятельствах, но меня это и правда не пугало. И вовсе не потому, что рядом была госпожа Броссар… Ах, я же хотела поговорить о ней. Хотела поговорить о госпоже Жерди, но заговорила опять о другом.

- Иначе?.. – подсказала я.

Огрест наклонился ко мне, так что его волосы коснулись моей щеки.

- Иначе я бы сразу отправил вас в столицу. Если понадобилось – связал бы и отправил, - сказал он тихо.

По сути, это была угроза, но как угроза его слова не прозвучали.

- Я вам так не нравлюсь? – спросила я, переходя на шёпот.

- Конечно, нет, - теперь и милорд заговорил шёпотом. – Вы – бесите, злите, раздражаете…

- И когда я это всё успеваю? – вздохнула я с притворным смирением.

- С самой первой встречи, - пылко подхватил Огрест. – Я сразу понял, что вы приехали сюда, чтобы смутить всех, чтобы поставить всё с ног на голову. Зачем вы приехали? Зачем вы появились?..

- Тут вопрос риторический, - ответила я и указательным пальцем упёрлась милорду в подбородок, чтобы отодвинуть подальше. – Разрешения на моё появление мои папочка с мамой у меня не спрашивали. Но, думаю, всё дело в том, что... так было угодно небесам.

Я улыбнулась, и Огрест отпрянул от меня, отдёргивая руки, как от горшка с горячей похлёбкой.

- Очень правильно, - похвалила я его. – Не люблю, когда меня трогают. Я вам не ослик на продажу. Давайте-ка проясним всё до конца, месье Лю… месье любезный.

Моя оговорка не обманула маркграфа, и теперь он смотрел на меня так, словно в мыслях уже разделал на отбивные котлетки и мариновал в чесноке и уксусе. Но я не собиралась смущаться и тем более отступать.

- Что бы вы обо мне ни думали, я - девушка серьезная, - и я даже постаралась сделать самое серьёзное лицо – нахмурила брови и посмотрела строго, - у меня большие планы на жизнь, и замужество – пусть даже с маркграфом – в эти планы не входит.

- А я вам и не предлагал замужество… - сказал Огрест.

- Вот и хорошо, - похвалила я его во второй раз. – Потому что я откажу, даже если сама королева за вас походатайствует.

- …и никогда не предложу, - закончил Огрест угрюмо.

- Между прочим, это прозвучало невежливо, - обиделась я.

- Да неужели? – процедил он сквозь зубы. – Зато вы – сама деликатность.

- Постараемся понять друг друга, - начала я миролюбиво. – Дело не в вашей личности. Просто я сразу обозначила для себя цели, которые хочу достичь, и никто не свернёт меня с этого пути.

- И что это за цели? – спросил маркграф таким тоном, что сразу было понятно – ему ничуть не интересно.

- И спрашиваете вы об этом невежливо, - поругала я Огреста. – Но я всё равно скажу, чтобы вы узнали меня настоящую и вели себя, как подобает честному месье. Я мечтаю о самой лучшей в мире ресторации. Она будет находиться в столице, на главной площади, и сам король станет заказывать сладкие пироги «У прекрасной Кэт». Так моя ресторация будет называться, - поспешила я объяснить, пока маркграф не заподозрил меня в нескромности. – «У прекрасной Кэт». Это будет забавно – обыграть фамилию. Напоминаю, что моя фамилия звучит, как Ботэ. «Э» в конце, а не «е». "Красота", а не "башмаки".

- Я понял, - процедил он сквозь зубы. – Не понял только, какого чёрта вы со своими столичными мечтами приехали к нам.

- Вы обещали заплатить за обучение Марлен, - напомнила я ему, такому забывчивому. – А мне нужны деньги, чтобы начать своё дело.

- И почему отказались от денег, когда я предлагал? Взяли бы золотые и летели отсюда… навстречу мечте.

- Знаете, будь на вашем месте кто-то другой, - доверительно сказала я, - получил бы пару пощёчин и жалобу на королевское имя. Но вам я попытаюсь объяснить. Можете представить, что кто-то предпочитает зарабатывать на жизнь честным трудом? Вот и представьте. К тому же, Марлен – очень милая и несчастная девочка. Я намерена оставаться здесь, пока не найду способ сделать её счастливой. И ещё я намерена помогать вам, месье. Даже если вы будете упираться. Сейчас сбегаю в кухню за спиртом и сделаю вам примочку.

Я пошла к лестнице, но Огрест остановил меня.

- И чем же я так согрешил, - холодно произнёс он, - если вы относитесь ко мне по-особенному?

Пришлось остановиться, вернуться и посмотреть ему прямо в глаза.

- Опять вы невежливы, - сказала я спокойно. – Но я всё равно убеждена, что вы – добрый и хороший человек. Просто очень несчастны.

- С ума сойти, - пробормотал он и постарался усмехнуться, но получилось плохо.

- Видно, что вы давно и глубоко несчастны, - продолжала я. - Потому что счастливые люди так себя не ведут. И ещё я вижу, что вы сами делаете себя несчастным. Вряд ли вам это нравится, наверное, есть какие-то другие причины…

- Какие же? – произнёс он одними губами.

- Вам лучше знать, месье. Возможно, чувство вины? Но если вы наказываете себя, то не надо наказывать других – Марлен, меня. Страдайте себе, если вам так угодно, но не мешайте быть счастливыми другим. И не мешайте тем добрякам, которые хотят помочь вам.

- Добряк – это вы про себя?

- Не только. Но я – добрая, что бы вы там себе ни придумали в своей голове. Поэтому дайте мне пять минут…

- Не надо, - перебил он меня уже окрепшим голосом. – Благодарю, но я сам могу о себе позаботиться. Идите уже спать. Завтра вы приступаете к занятиям с Марлен, она выспится, а вы будете сидеть сонной мухой. Доброй ночи, мадемуазель Добряк, - он развернулся и пошел к кабинету.