Отмеченная судьбой - Альбина Нури

— Ладно, не буду, не буду! Какой ты, право, впечатлительный.

Внезапно существо в Верином теле поднялось с табуретки и озабоченно глянуло на настенные часы.

— Заболтались мы с тобой. Хотя, если честно, собеседник ты не так чтобы очень. Больше задерживаться не могу. Пора. — Бес развел руки в клоунском жесте.

Павел едва мог различать что-либо перед собой. С трудом встал, опираясь на табуретку, и попытался выпрямиться.

— Молодец, — одобрило существо, — уважаю храбрость.

«Что оно собирается со мной сделать?» — Мысль пришла и ушла. Больше не было ни страха, ни тоски, ни злости, ни желания сопротивляться.

— До встречи, мальчик!

Бес проворно подскочил к нему и снова обхватил руками голову, глянул в глаза. Паше показалось, будто он летит, стремительно падает куда-то… На короткое мгновение перед ним возникло другое женское лицо. Прекрасное, когда-то бесконечно дорогое, чуть позабытое, но все же родное. Катя Строганова, его первая школьная любовь, смотрела на Пашу с тихой грустью и сожалением. Он удивился — откуда она здесь? — и хотел окликнуть, предупредить об опасности, но с губ не слетело ни звука.

Потом Катино лицо расплылось, растаяло, все вокруг потемнело и пропало.

Августовское совещание, первое в этом учебном году, закончилось. Все расходились, аккуратно задвигая за собой стулья. Оставшись в одиночестве, Андрей Васильевич выбрался из-за широкого стола и подошел к окну.

На клумбах пестрели астры — осколки уходящего лета. По школьному двору с визгом носились малыши. Двое старшеклассников вешали над крыльцом транспарант «Поздравляем с Днем знаний!», и завхоз в синем халате что-то говорила им громким голосом. Пока школа почти безлюдна, но совсем скоро, первого сентября, оживет, наполнится звуками голосов и топотом детских ног.

Андрей Васильевич задумчиво смотрел перед собой. Он любил первое сентября и предвкушал начало учебного года. Круговерть школьных будней, проблемы и радости, отличники и двоечники, хулиганы и примерные ученики, первоклашки и юные влюбленные, открытия, свершения, суматоха — всему этому он радовался, этим жил. И всегда ждал только хорошего.

Всегда. Но не в этот раз. Впервые в жизни начало нового года пугало директора. Он не хотел, чтобы дети вернулись в школу. Андрей Васильевич боялся за них и чувствовал, что бессилен помочь.

Эта новая библиотекарь, Вера Владимировна… Было в ней что-то не то. Директор не мог выразить свои чувства словами, но видел, что не он один неловко ощущает себя в присутствии этой девушки. Другие сотрудники тоже инстинктивно старались держаться подальше. Даже на совещании тесно прижимались друг к другу, чтобы разместиться вокруг стола, оставив возле нее пятачок незанятого пустого пространства.

Вера Владимировна была хороша собой, даже лучше, чем тогда, в начале лета, когда впервые появилась в школе. Она охотно и дружелюбно улыбалась, остроумно шутила, была начитанна, вежлива и профессиональна. Но что-то в ней пугало людей до обморока. Холодило душу, вымораживало до самого дна. Хотелось вскочить и бежать сломя голову. Тот самый древний инстинкт, который помогал выжить первобытным предкам и голос которого заглушили техногенные новинки, научные теории и современный рационализм, властно кричал: спасайтесь!

Однако весь педколлектив, и в том числе сам Андрей Васильевич, были слишком хорошо воспитаны и не привыкли поддаваться своим инстинктам. А прогрессивный разум ничего против Веры Владимировны не имел.

Она теперь жила в Больших Ковшах — купила небольшую квартиру в двухэтажном доме. Дом в Корчах умудрилась продать, хотя никто не верил, что кто-то захочет там поселиться — на отшибе, в стороне от дороги, рядом с огромным пожарищем, в одиночестве. Тем не менее покупатели нашлись — это были приезжие, вроде бы откуда-то из Средней Азии.

То, что отпугивало других людей — одиночество, обособленность проживания, — их, похоже, не смущало. Ходили слухи, что они собираются выкупить и земли по соседству, на месте сгоревших домов. Отстроиться, прочно обосноваться.

Директор передернул плечами и отошел от окна. Снова уселся за стол, утопив лицо в ладонях. Весь этот ужас с Павлом… Эх, Паша, Паша! На глазах у Андрея Васильевича выступили слезы. Спокойно думать о Павле он не мог. Сердце привычно заныло, затосковало.

Своих детей у директора не было, и Пашу он любил как сына. Старый и молодой, они отлично понимали друг друга, говорили обо всем на свете. Андрей Васильевич был в курсе Пашиных дел, советовал, старался помочь. Скучал по нему, радовался его успехам, гордился, переживал.

Он знал Пашку еще ребенком, когда тот учился в этой самой школе. Андрей Васильевич тогда преподавал географию, и ему сразу понравился смышленый живой мальчишка. Красивый и при этом не избалованный, не испорченный вниманием. Умный, добрый, увлеченный, он был отличником, но не зубрилой, просто ему все давалось легко. Пашу любили и учителя, и одноклассники.

Девчонки за ним табунами ходили, а он, помнится, встречался с девятого класса с Катей Строгановой — и никаких вам любовных треугольников. Правильный был, честный, не вертлявый. Наверняка и женился бы на ней, если бы не какая-то ссора. Подробностей Андрей Васильевич не знал. Паша не любил рассказывать об этом, и он, разумеется, не выспрашивал, хотя и очень жалел, что такая красивая пара распалась.

Павел поступил на истфак, как всегда мечтал, окончил университет и вернулся в родную школу учителем. Андрей Васильевич радовался, что они будут работать бок о бок. Ученики обожали Пашу, буквально боготворили, другого слова не подберешь, на уроки к нему бегом бежали. Кем такого заменишь? Андрей Васильевич безнадежно вздохнул.

И ведь какие надежды подавал! Какие перспективы были! Защитился бы зимой — в этом и сомнения нет. Стал бы кандидатом наук в двадцать шесть лет. В университете на отличном счету, блестящая научная карьера. Так глупо и страшно все оборвалось.

И снова эта Вера, будь она неладна! В тот день Павел позвонил на работу и сказал, что не может прийти, попросил административный или день в счет отпуска. Судя по голосу, был взволнован и обеспокоен. Андрей Васильевич спросил, что случилось. Паша ответил, что все хорошо, просто его знакомой нужна помощь. Это было так похоже на Пашу — поддержать, помочь, пусть и малознакомому человеку.

Люди видели, он забирал с остановки девушку — как позже выяснилось, Веру Андрееву, и они куда-то поехали. Где были, что делали — неизвестно. Но они точно заезжали домой к Пашиной маме — там его видела соседка, от нее Павел и узнал про пожар в Корчах.

Вера и Паша примчались на пожарище, и человек двадцать — пожарные, полиция, врачи, санитары, водители — видели, что девушка осталась беседовать с сотрудниками полиции, а Паша уехал. С тех пор его никто не видел.

Вере стало плохо, врачи вкололи ей сильное успокоительное, оставили отдыхать в ее доме. Она должна была проспать как минимум пять-шесть часов. Оперуполномоченный Кочетов вернулся в Корчи к вечеру, примерно в восемнадцать часов, по каким-то служебным делам и зашел к Вере проверить, как она. Он подтвердил, что застал девушку крепко спящей. Разбудил и отвез в Большие Ковши, потому что оставаться ночевать там после случившегося пожара она побоялась.