Здесь вам не Сакраменто - Анна и Сергей Литвиновы

Кудимов выполз из-за стола и побрёл к выходу из кабинета, опираясь на палку. «Плохо быть старым, – думал он. – Когда ты стар и вышел в тираж, ты перестаёшь быть нужным. Всем – и бывшим коллегам тоже». Он даже не стал прощаться с Читовым, жать ему протянутую руку. Но в момент, когда открывал дверь, ведущую в предбанник, в голове Вилена выкристаллизовалась мысль, которую он, как оказалось, лелеял и нянчил всё то время, что минуло с тех пор, как не стало горячо любимой жены. А именно: «За смерть Леры я должен отомстить сам».

Чего греха таить, когда-то, сто лет назад, он женился на Лерке Старостиной совсем не по любви. Скорее, конечно, по расчёту. Она была далеко не красавицей: высоченной, сутуловатой, с лошадиным лицом. Зато она была, в отличие от Вилена, москвичкой. И у неё имелся влиятельный и сиятельный отец, Фёдор Степанович Старостин, в прошлом генерал МГБ, а в пору Виленова жениховства – освобождённый секретарь парткома крупного столичного завода. И, как следствие, у Старостиных имелись пятикомнатная квартира на Кутузовском проспекте, дача в Барвихе, персональный автомобиль с шофёром и прислуга. С тех пор как в конце пятидесятых пятикурсник Вилен посватался к Лере, утекло множество рек и вешних вод. Лера в роли спутницы жизни оказалась умнейшей и преданнейшей женщиной. И вместе, рядом, за пятьдесят с лишним лет брака и совместного проживания, чего они только не испытали. Было и убийство, которое совершила из ревности Лера и которое Вилен вместе с генералом Старостиным успешно покрыл и прикрыл. Была Лерина многолетняя работа в качестве двойного агента на американскую разведку – в течение многих лет им вдвоём удавалось водить за нос своих коллег-противников из Лэнгли, скармливать им мегабайты дезинформации. Но главное, они оставались вместе – делили горести и радости, невзгоды и достижения.

И вдруг какая-то писюшка, провинциальная хипстерша, возомнившая себя посланцем Господа Бога, набрасывается на Валерию Фёдоровну, которая старше неё в три раза, с дикими обвинениями. В буквальном смысле доводит её до смерти. Да, Лерочка Кудимова была далеко не молода, да, ей было под восемьдесят, но она была ещё для своих лет относительно здорова и могла бы жить ещё и жить! Он ведь, Вилен – живёт! Несмотря на свой артроз и титановые пластины в тазобедренных суставах! Живёт, оставшись один, совсем один в этом мире, без ставшей за минувшие десятилетия столь привычной, близкой и родной, как дыхание – без своей Лерочки!

О ней, ушедшей, напоминало всё вокруг и каждую минуту. Он просыпался – они давно уже спали в разных комнатах – в своей одинокой квартире и не слышал теперь – она всегда вставала раньше него, – как она возится на кухне, готовит ему завтрак, печёт сырнички или оладушки, варит кофе, слушает на кухне вполуха новости по старорежимной трёхпрограммной радиоточке. А теперь он открывал глаза – и лишь тишина огромной и пустой квартиры на Кутузовском была ему ответом. И огромный фотографический портрет Леры в траурной рамке. Немолодой, но улыбающейся и красивой. И постепенно испаряющаяся рюмка водки перед карточкой, покрытая кусочком бородинского хлеба.

А Вилену стало даже не с кем поговорить. Перемолвиться словом. Он может теперь сколько угодно шептать, звать, даже кричать: «Лерочка, Лерочка, Лерочка!» – но она не ответит.

Ему, Вилену, тоже было под восемьдесят. Тоже жизнь подходила к концу. Но он не допускал даже мысли о том, что уйдёт, а она – та, которую он любил, как выяснилось, больше жизни, так и останется не отомщённой.

Некогда Вилен Витальевич Кудимов был действующим сотрудником и полковником, а Валера Евстафьев – молодым лейтенантом.

Минуло с той поры почти тридцать лет, и Кудимов давно в отставке, а Евстафьев сделал карьеру – правда, у соседей – и стал генерал-майором полиции и начальником управления в государственной службе по контролю за оборотом наркотиков (ГСКН). Но когда они встретились, былая, тридцатилетней давности, субординация меж ними сохранялась, и генерал-майор был для Кудимова «ты» и «Валерой», а тот, полковник в отставке, для Евстафьева – «вы» и «Виленом Витальевичем».

Они съехались в начале осени, в субботу. Договорились встретиться на Ленинских горах, на свежем воздухе – подобного рода разговоры в служебных кабинетах, да и вообще в закрытых помещениях, включая автомобили, не ведутся.

Много ходить Вилену с его возрастом и суставами было тяжело. Поэтому присели на лавочку. Стояла тихая и солнечная осень, золотились деревья, и на солнце было даже жарко.

Все годы, прошедшие с момента, как Вилен вышел в отставку, связь между ним и Евстафьевым не терялась. Тот, несмотря на прошедшие годы и служебный рост, относился к Кудимову подчёркнуто уважительно. Поздравлял с праздниками, общегражданскими и профессиональными, передавал приветы Валерии Фёдоровне, пересылал при случае гостинцы: то кусман мяса после удачной охоты на лося, то байкальского омуля, то белорусского сальца. Но достаточно ли было впитанного в молодости уважения и признательности за когда-то данные уроки мастерства для того, чтобы совершить то, о чём он генерал-майора попросит?

Кудимов первым делом рассказал о Лере и о том, как молодая проглядушка её фактически убила. «Соболезную вам, Вилен Витальевич, – откликнулся Валерий. – Сочувствую вашему горю».

– Сочувствовать мало. Надо помочь.

– Чем могу?

Вилен поделился своими соображениями.

Генерал-майор, разумеется, на встречу прибыл не в форме, а в гражданке; виски его начинали седеть; далеко не мальчик, конечно, каким его помнил Вилен. Он внимательно выслушал эскиз операции, крупными чертами набросанный Виленом, и лицо его дрогнуло.

– Зачем так сложно, Вилен Витальевич! – воскликнул он. – Хотите поквитаться? Что ж, глубоко вас понимаю. И даже одобряю. И готов помочь. Но к чему огороды городить? Давайте найду вам пару отморозков, они за тысячу «зелёных» – да что там тысячу, за дозу – ухайдокают вашу обидчицу, надругаются в особо циничной форме, так что она потом до конца жизни под себя ходить будет.

– Я думаю, – убеждённо проговорил Кудимов, – одних только физических страданий девчонке явно мало будет. Я хочу, чтобы она страдала ежедневно, ежечасно, физически и морально, в течение долгого ряда лет.

– Что ж, понимаю.

– Понимать – мало. Помочь готов?

– Для вас – всегда, дорогой Вилен Витальевич. Но понимаете, я-то, конечно, ради вас, во имя всего, что вы некогда для меня сделали и научили уму-разуму, буду действовать совершенно бескорыстно. Однако людей, которым придётся выполнять задуманную вами оперативную комбинацию, я считаю, просто необходимо будет материально простимулировать. Чтобы у них имелась определённая заинтересованность в успешном осуществлении мероприятия. И у следователя, ведущего дело, и у оперативников, обеспечивающих сопровождение.

Генерал-майор слегка лукавил, но только самую малость. Если Вилен Витальевич такой упёртый и такой богатый, что готов будет это дельце проплатить, то почему бы самому не погреть слегка на этом руки? Ведь, в конце концов, ему, Евстафьеву, придётся весь процесс организовывать и направлять.