Покоренное сердце - Барбара Доусон Смит

«Позвольте внести ясность: я не буду вашей любовницей. Мысль об этом мне отвратительна».

Он видел, что Клару тянет к нему. Об этом говорило все: и вспыхнувший на щеках румянец, и участившееся дыхание, и то, как она скользнула взглядом по его губам. Но, очевидно, его неожиданное предложение испугало ее. Если бы он обдумал его заранее, то сделал бы это более деликатно. Со дня гибели мужа Клары под Ватерлоо не прошло еще и года. Возможно, желание близости с другим мужчиной кажется ей предательством.

Он еще не утратил надежды уговорить Клару принять его предложение. Если бы у него было время хорошенько ее распалить…

Нет. Он уже определил свою судьбу. Он женится на леди Розабел Лэтроп. Связь с ее компаньонкой не входит в его планы. Это просто непорядочно. Когда-то он поклялся отцу, что станет человеком, которым тот сможет гордиться, и не нарушит своей клятвы.

Колокольчик звякнул опять, посетитель ушел, прихватив старинную вазу. Саймон вернулся к прилавку, где хозяин ломбарда подсчитывал вырученные деньги. Его ноздри дрожали, как у крысы. Когда Саймон подошел, он сгреб мелочь в карман, будто опасался, что Саймон выхватит деньги из его алчных рук.

– Вы все еще здесь? – пробормотал он. – Если вы не собираетесь ничего покупать, у меня нет времени на болтовню. Я честный человек, понятно? У меня честный бизнес.

– Я видел ваше досье. Пять лет в Ньюгейтской тюрьме за мелкие кражи.

Таггерт воинственно выпятил подбородок.

– Ну и что? Я свое отсидел. С тех пор веду дела честно. Я законопослушный гражданин, ясно вам?

– Тогда вы не станете возражать, если я загляну в заднюю комнату.

Саймон обогнул прилавок, но толстячок оказался проворнее. Раскинув руки, он загородил дверь.

– Это частные владения. У вас нет права туда входить.

– У меня есть ордер, выданный магистратом с Боу-стрит. – Саймон достал из внутреннего кармана пальто ордер и протянул Таггерту. – Посторонитесь, или я упеку вас за решетку за сопротивление.

Таггерт помедлил, но повиновался, шепча себе под нос проклятия.

Саймон вошел в комнату. Конечно, если Таггерт в чем и замешан, то давно спрятал концы в воду, но есть другие способы разговорить его. Саймон не собирался церемониться с ним.

В загроможденной товаром тесной комнате было ужасно жарко: в дальнем углу топилась печь. Саймону ударил в ноздри тяжелый металлический запах. Проложив себе, путь сквозь кучи хлама, он остановился возле большого чугунного тигля, установленного на печке. Рядом с ним стоял деревянный поддон с только что отлитыми серебряными слитками.

Саймон взял со столика серебряный поднос и с усмешкой повертел его в руках.

– Я вижу, ты взялся за старое. Опять принимаешь товар у воров и переливаешь его в слитки.

Таггерт оскалился, как загнанное в угол животное.

– Нет такого закона, чтоб запрещал скупать старое серебро. Вы ничего не докажете.

– Вот тут ты ошибаешься. – Саймон перевернул поднос, на нижней стороне его стояло клеймо. – Мне ничего не стоит разыскать хозяев тех вещей, которые ты еще не успел переплавить. В полиции наверняка имеются заявления об их пропаже.

– Человек приносит ко мне вещь, я ее покупаю. Я не обязан знать, где он ее взял. Это вообще не мое дело.

– Я тут допрашивал Призрака, – сказал Саймон. – Он сказал, что сбыл часть награбленного как раз тебе.

Это был хорошо просчитанный риск. Если Таггерт действительно что-то брал у Призрака, его непременно выдаст какой-нибудь знак – бледность, дрожание век, подергивание щеки или еще что-нибудь.

Таггерт насупился.

– Да врет он все, этот ваш Призрак. Он водит вас за нос. А вы так сразу ему и поверили.

Саймон рванулся вперед, схватил Таггерта за горло; и прижал к стене.

– А как тебе понравится, если я отправлю тебя на виселицу?

Карие глазки-бусинки торговца испуганно забегали. Лицо его побагровело.

– Пустите, – прохрипел он. – Я никогда не видел вашего Призрака.

– Но должен знать, где он. Слухами земля полнится.

– Не знаю… я… ничего.

Пальцы Саймона сильнее сдавили толстую шею.

– Если ты лжешь, я лично позабочусь, чтобы тебя приговорили к виселице.

– Да не знаю я ничего! Клянусь… могилой моей матери. Таггерт – трус, и если бы что-то знал, то уж наверное рассказал бы после таких угроз, рассудил Саймон. Он разжал пальцы, и торговец отступил назад, хватаясь за горло и задыхаясь от кашля.

Раздосадованный, Саймон вышел из магазина и вскочил на лошадь. Этот неприглядный район, казалось, насквозь был пропитан запахом нечистот. Ему отчаянно захотелось пришпорить лошадь и умчаться в Уоррингтон-Хаус к Кларе, прикоснуться к ее гладкой нежной коже, вдохнуть слабый аромат лаванды, забыться в диком безумстве страстного поцелуя.

Он запретил себе эти фантазии. Он должен думать только о леди Розабел. Сегодня он приблизится еще на шаг к тому дню, когда сможет назвать ее своей невестой: вечером должен состояться семейный обед, на котором Розабел познакомится с его семьей. Его долг позаботиться о том, чтобы мать и сестры одобрили его выбор.

Клара тоже там будет. Клара, которая даже не догадывается о том, что заставила его пересмотреть свои планы на предстоящую неделю.

«У меня большие сомнения в том, что следствие было проведено по всем правилам».

Саймон напомнил себе, что уже раздобыл неопровержимое доказательство вины Гилберта Холлибрука. Счет из лавки был найден в кустах поблизости от последнего места преступления. Адрес, указанный в счете, привел Саймона в квартиру Холлибрука. В ящике письменного стола указанного джентльмена был обнаружен бриллиантовый браслет.

Но уж слишком Гилберт Холлибрук не похож на закоренелого преступника.

Саймон снова испытал неприятный укол сомнения и направил лошадь в соседний переулок. Ему предстоит обойти еще как минимум сотню антикварных и ювелирных лавок. Он должен сделать это хотя бы ради семейства Уоррингтон. Если он обвиняет их родственника, то должен быть абсолютно уверен в его виновности.

Клер замерла, прислушиваясь к шагам, которые миновали прихожую и приближались к спальне. Ее охватила паника. Может, спрятаться в гардеробной? Или нырнуть под кровать? Загородиться портьерой?

Но у нее не осталось времени даже на это; будь что будет. Она метнулась к китайской вазе, выхватила тряпку и круто развернулась как раз в тот момент, когда маркиз, сопровождаемый своим камердинером Оскаром Эддисоном, вошел в спальню.

Маркиз тяжело опирался на трость, его костлявые пальцы крепко обхватывали резной набалдашник из слоновой кости. Он крепко сжал губы – так, словно каждый шаг причинял ему боль. Он сделал еще один медленный шаг, трость глухо ударила по ковру. Наконец он заметил Клер и остановился.