Покоренное сердце - Барбара Доусон Смит

Клер подавила в себе это желание. Маркиз должен заплатить за то, что сделал с папой. И с мамой тоже. Но для начала ей необходимо выпутаться из этой дурацкой ситуации.

– Вы сами подтвердили, что я не способна лгать ради своей выгоды. Я ничего не брала в ваших комнатах.

– Нахальная девчонка. Так легко вы от меня не отделаетесь.

– Ваши экспонаты слишком громоздкие, чтобы я могла их спрятать. Гораздо логичнее было бы украсть драгоценности.

– Вы могли вытащить драгоценный камень из какой-нибудь вещи. Например, вон из того тигра. – Он указал пальцем на медный столик.

– Можете убедиться: оба его глаза на месте, – сказала Клер и неожиданно с любопытством спросила: – А откуда у вас все эти редкости?

– Мне подарил их махараджа из Джайпура в награду за то, что я выследил вора, который рыскал у него во дворце.

Клер удивленно выгнула бровь. Может, он провоцирует ее?

– А почему вы спрятали свои сокровища здесь? Почему бы, не выставить их в парадных комнатах, где ими смогут любоваться и другие люди?

– Потому что это мой личный музей, вот почему. Я не хочу, чтобы они лежали на виду у всех, где их каждый может украсть.

Несмотря на всю свою антипатию к деду, Клер пожалела его. Трудно жить, никому не доверяя.

– Не думаю, чтобы все и каждый стремились завладеть вашим богатством.

– Бедные всегда завидуют богатым и стремятся присвоить их добро. Такова человеческая природа.

– У бедных тоже бывают принципы. Шекспир сказал по этому поводу: «Невинность дороже всякого наследства».

– «Протесты леди столь обильные излишни», – в ответ процитировал лорд Уоррингтон. Он пристально рассматривал Клер, вцепившись пальцами в набалдашник из слоновой кости своей трости. Затем вполголоса добавил, словно размышляя вслух: – Любопытно, еще один вор и тоже цитирует Шекспира.

У Клер замерло сердце, потом забилось еще сильнее. У нее пересохло горло, все тело напряглось. Неужели она себя выдала? Или этот проницательный взгляд усмотрел в ней сходство с Гилбертом Холлибруком?

Нет, Уоррингтон просто блефует, пытаясь понять, не разгадала ли она его тайну. Он напомнил ей паука, который опутывает жертву шелковой паутиной. Но Клер тоже умела играть в кошки-мышки.

Она притворно ахнула:

– Боже милостивый… вы сравниваете меня с Призраком? Он удивленно посмотрел на нее.

– Не обращайте внимания. Это не имеет значения.

– Но я не могу не обращать на это внимания. Мне горько сознавать, что вы так дурно думаете обо мне. Я слышала, этот Холлибрук – ужасный человек…

Он стукнул кулаком.

– Замолчите, женщина! Как вы смеете в моем присутствии произносить его имя?

– Прошу прощения, милорд. Я слышала, что он приходится родственником вашей семье, и понимаю, что вам неприятно слышать о человеке, который завлек вашу дочь в свои сети. И тем не менее…

– Довольно! – С застывшим лицом Уоррингтон указал ей на дверь. – Уходите, вон отсюда. Хватит мне докучать, найдите себе другое занятие.

Клер не пошевелилась. Она добилась своего: он разгневался при упоминании о ее отце. Однако вопреки ожиданиям отказался продолжить разговор.

– Милорд! – подал голос Эддисон. – Я еще не закончил проверку.

Уоррингтон не ответил и продолжал молча смотреть на Клер до тех пор, пока она не поднялась. Ей хотелось остаться, но она опасалась, что Эддисон воспользуется этим, прикарманит какую-нибудь вещицу и обвинит ее в краже.

Она присела в вежливом реверансе.

– Я искренне сожалею, что причинила вам беспокойство, милорд. Всего хорошего.

Она направилась к двери.

– Миссис Браунли.

Голос маркиза прозвучал как удар хлыста. Она резко обернулась.

– Отныне по утрам вы будете разбирать книги в моей библиотеке, – коротко сказал он. – Жду вас завтра ровно в восемь.

Любовь нежна?! Она груба, порочна,

Остра, как шип, и, словно тень, притворна.[18]

У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

– Добрый вечер, миссис Браунли. Добро пожаловать в Рокфорд-Хаус.

Саймон наклонился поцеловать ее руку в перчатке, и в душе Клер снова всколыхнулась буря эмоций, хотя она строго-настрого запретила себе реагировать на присутствие этого мужчины. Ее влечение к лорду Рокфорду противоречило всякой логике, и она, как могла, старалась побороть это чувство. Как только ей удастся восстановить доброе имя отца, она в ту же секунду покинет это порочное общество и этого человека.

– Благодарю вас, милорд, – вежливо ответила Клер. Она попыталась выдернуть у него свою руку; но Саймон удерживал ее. Его темные глаза блеснули, а губы изогнулись, от чего на щеках появились очаровательные ямочки.

– Все еще сердитесь на меня? – тихо промурлыкал он. – Оставьте. Обещаю, что этим вечером я не буду дарить вам цветов.

Клер подавила рвущийся наружу смех. Опасаясь привлечь к себе внимание других гостей, она всего лишь выгнула бровь.

Внушительный ряд канделябров ярко освещал просторный холл с мраморными колоннами. Лакей в голубой ливрее помог леди Эстер и леди Розабел снять накидки. Лорд Уоррингтон, опираясь на палку, снял свою шляпу. Несмотря на больную ногу, он сохранил военную выправку и стоял, широко расправив плечи и высоко держа голову.

– А мой сын уже приехал, лорд Рокфорд? – спросила леди Эстер нежным голоском, который не вязался с ее комплекцией и солидным возрастом.

– Нет еще, – ответил Саймон.

– Фредерик собирался заехать в клуб. Должно быть, он прибудет с минуты на минуту. Мне не терпится возобновить знакомство с вашей матерью и сестрами. Я буду, счастлива, если наши семьи свяжут более тесные узы.

Розабел схватила мать за руку и потащила к лорду Уоррингтону:

– Идем, мама. Нужно помочь дедушке подняться по лестнице. Ты поддержишь его с одной стороны, я – с другой.

– Но, дорогая… – леди Эстер бросила красноречивый взгляд на Саймона, – у тебя есть свой провожатый.

– Я сам управлюсь, – вставил свое слово лорд Уоррингтон. – Дома я обхожусь без посторонней помощи.

Розабел была великолепна в бледно-розовом платье, на которое ниспадали золотистые локоны. Она надула губки.

– Дедушка, я надеялась, тебе будет приятно идти в сопровождении самых любимых женщин. Неужели ты разочаруешь меня и откажешься идти вместе с нами?

– Болтушка, – проворчал лорд Уоррингтон. – Нечего тебе тратить время на старика.

Однако улыбка на его лице говорила о том, что после утреннего разговора с Клер его настроение значительно улучшилось. Вероятно, он велел ей разбирать книги в библиотеке, чтобы держать ее под присмотром. Он и не догадывался, как она обрадовалась его решению. Ведь у нее тоже появилась возможность присмотреться к нему.