Тот, кого я хочу - Нэнси Уоррен

— Какая она?

— Святая.

— Вы хотите сказать, что она умерла?

— Нет, просто она лучший человек из всех, кого я знаю. Она собиралась стать монахиней, но… — Его лицо внезапно прояснилось и осветилось улыбкой. — Тут появился мой отец и внушил ей другие мысли.

Дебора поймала себя на том, что улыбается ему.

— Сколько у вас братьев и сестер?

— Два брата и три сестры. — Он крепко сжал руки. — Раньше было четыре.

— Что произошло?

— Наркотики. Вмешались наркотики. Моя сестра была ангелом, но она вляпалась в наркотики и вообще в дерьмо. Она умерла.

— И вы не смогли ее спасти.

Раф покачал головой.

— Сколько вам было?

— Семнадцать. — Голос его звучал хрипло. — А ей было пятнадцать.

— Мне жаль.

— Вашей вины тут нет.

— И вашей тоже.

Он посмотрел ей в глаза, и Дебора вдруг поняла, что они оба оказались сейчас именно там, где им нужно быть. В напряженном взгляде Рафа пульсировала боль. Его глаза блестели, но то не был влажный блеск слез, это был холодный тусклый блеск металла.

— Я знал, что происходит. И не забил тревогу. Думал, что сам справлюсь. Но я не смог.

— И теперь вы пытаетесь спасать других женщин?

— Пожалуй.

— Как отреагировала ваша мать на то, что ваша сестра умерла от передозировки?

Женщина задала вопрос спокойно, вопрос был по существу, но Раф почувствовал себя так, словно в плоть ему впились острые когти. «Ты должен был спасти ее!» — крикнула ему мать. И даже если потом она умоляла его простить ее за эти резкие слова, он знал, что в них была правда.

— Я родился двенадцатого декабря, — сказал он.

Дебора посмотрела на него с тем же вопросительно-вежливым выражением, как и тогда, когда он пришел сюда. Конечно, откуда ей знать?.. Даже сейчас Раф удивлялся тому, как часто он забывал о том, что это было частью его культуры и к Техасу отношения не имело.

— Это день нашей святой — святой Гваделупы. — Как ей объяснить? — Она небесная покровительница Мексики. Родиться в этот день означает… — Раф пожал плечами, не в силах объяснить необъяснимое. Он видел свою мать и бабушку. Он вдыхал аромат благовоний в церкви. — Это означает, что тебе несказанно повезло. Что тебя благословило небо. Мои мама и бабушка хотели, чтобы я стал священником. — Он почувствовал, что акцент его стал сильнее. Если он не вытащит себя из прошлого, то начнет говорить по-испански.

— И вы рассматривали для себя такую возможность?

Рафаэль кивнул:

— Когда был ребенком. И какой бы это стало катастрофой.

— Что было потом?

— Слишком много ненависти. — Он почувствовал, что погружается в себя, как в бездонный колодец. Туда, в прошлое, в темноту. Сестра была такой юной. Он опекал ее с того момента, как она подросла настолько, чтобы сделать из него своего кумира, идола. — Я нашел тех парней, что продали ей дозу. Я едва их не убил.

Он едва сам себя не убил, гнев правил им, но гнев дал ему и силу, невиданную силу.

— Я все бросил и приехал сюда.

— Чтобы стать полицейским.

— Да. — Рафаэль жалел о том, что пришел сюда, что согласился на этот глупый сеанс. Чувствовал он себя отвратительно, ему не хотелось говорить об этом. Ну почему он не сказал этой английской цыпочке «нет»?!

— Вы продолжаете отправлять правосудие и, как я полагаю, все еще мстите. — У психоаналитика были зеленые глаза, довольно бледные, но цепкие, и рыжие волосы, довольно неприметные, зачесанные назад и забранные в хвост.

— Я делаю свою работу, — с нажимом сказал Раф.

— А когда не работаете, вы спасаете раненых голубок.

Пожалуй, Дебора ухватила суть. Но Раф не был тупицей. Он и сам это давно понял. Проклятие.

Зачем он вообще сюда пришел? Зачем согласился через все это пройти? Она не могла ему помочь. Никто не мог. А что касается того, чтобы она в него влюбилась, так это просто смешно. Она не могла его заинтересовать, раз не была подранком. А он, не будучи пижоном с кучей научных степеней и с гардеробом сплошь от Армани, вряд ли мог заинтересовать ее.

— Что происходит после того, как вы залечиваете их крылышки?

Он посмотрел на Дебору. Взгляд ее был ясным и умным, но она все время терла виски, словно у нее болела голова.

— Что обычно происходит, когда у птицы заживает крыло? Она улетает.

— Не всегда.

Раф не ответил. Он почувствовал, как его тело вдавилось в диван. Он ссутулился, с трудом подавляя в себе желание положить ноги на этот ее безукоризненный стеклянный столик.

Дебора дала ему минуту на то, чтобы ответить, когда же стало ясно, что отвечать он не собирается, она решила его дожать.

— Что происходит, когда они излечиваются, но не оставляют вас?

— Ничего не происходит.

— Вы их покидаете? Вы теряете к ним интерес?

— Не знаю. Возможно.

— Расскажите мне про эту последнюю женщину.

— Она запуталась. И думаю, что я запутал ее еще больше.

Этот спокойный тихий голос был беспощаден. Как бормашина дантиста.

— Что, по вашему мнению, вам следует в этой ситуации предпринять?

— Я не знаю. — Рафаэль знал лишь то, что душа у него не на месте. Он пытался удержать Стефани на прямой дорожке, а получилось так, что он ее запугал настолько, что она бросила работу. Дерьмо. Он еще глубже вжался в диван.

— Мне кажется, я должен держаться от нее подальше. — Но, когда он произнес эти слова вслух, тело его возроптало. Оно словно хотело крикнуть: «Нет! Она страстная, пленительная, она такая нежная!..» А то, что они занимались любовью, лишь разожгло его аппетит.

Но, вмешиваясь в жизнь Стефани, он ей не помогал. Наоборот. Он мог причинить ей боль.

Правда, оказывая оговоренную услугу Хлое, он мог видеть Стефани всякий раз, заходя в офис.

Пусть для него это будет адом, зато он сможет присматривать за Стефани на случай, если Хлое придет в голову какая-нибудь безумная и опасная идея, которая может закончиться плачевно для обеих женщин.

Дебора снова потерла виски.

— Вы не хотите прекратить сеанс и выпить аспирин или еще что-нибудь? — спросил Раф.

Она улыбнулась, и он подумал, что улыбка заметно украсила ее лицо. Оно словно просветлело. Впервые она посмотрела на него не как на пациента, а просто как на другого человека.

— Вы умеете заметить, если у женщины что-то болит.

Стефани, вернувшись домой, обнаружила еще один конверт под своей дверью. Конверты появлялись под дверью ее квартиры каждый день, и это раздражало и утомляло. Все началось неделю назад, еще до того как она стала работать у Хлои. Ей следовало бы выбрасывать эти письма, не читая, но по какой-то причине она чувствовала себя обязанной их читать.