Тайна генерала Багратиона - Алла Бегунова

Когда она ушла, скульптор заговорил о женской красоте. Именно она вдохновляет мужчин на подвиги. Ради женщин они готовы сражаться с врагами, преодолевать бурные моря, высокие горы, безводные пустыни, терпеть голод и жажду. Разумовский, кивая головой, рассеянно слушал Антонио Канову.

Первый раз приходить в дом друзей надо с подарком — так гласит одно из правил «та’ аруф», и сын серхенга Резы подарок приготовил.

После отъезда четы Багратион из дядиного магазина он пересмотрел там множество сувениров. Восточные изделия из золота и серебра с арабскими надписями Игарри отверг сразу, ибо татаро-монголы Чингисхана и арабы выступали, правда, в очень отдаленные времена, завоевателями его родины. Древняя, сугубо персидская керамика «мину» с тончайшим узором синего или зеленого цвета — то, что надо. Особая технология обжига делает ее поверхность необычайно прочной: можно царапать рисунок ножом, и с ним ничего не случится.

Переводчик выбрал две одинаковые вазы небольшого размера. Али-Хабиб одобрил его выбор и велел приказчику Бехрузу аккуратно обернуть каждую в бумагу и уложить в коробку из двухслойной фанеры.

Он легко нашел в путеводителе по городу, купленном в книжной лавке, Риген-штрассе, а на ней — двухэтажный особняк под номером «22».

Ливрейный лакей, услышав его имя, распахнул перед молодым человеком дверь, и тот очутился в прихожей. Граф Павел Скавронский из портрета над лестницей словно бы подмигнул ему. Игарри, прижимая коробку к груди, начал медленно поднимать вверх.

Переводчик пришел слишком рано и стал первым из гостей на сегодняшнем вечере.

Венский этикет не поощрял такие поступки. В Персии раннему гостю оказывают больше внимания, чем позднему. Но именно на внимание хозяйки дома он и рассчитывал. Хотя объясняться сперва ему пришлось с ее горничной.

Княгиня Багратион вышла из будуара чуть позже. Она была одета в вечернее платье в стиле «ампир» из легкого желтовато-бежевого шелка. Фасон отличался нарочитой простотой: короткий лиф, открывающий шею, плечи и грудь почти до сосков, рукава-«фонарики», поясок из золотой парчи под самой грудью и от него вниз — прямая длинная юбка с золотой вышивкой на подоле. «Ампир» очень подходил молодым, высоким и стройным женщинам.

Кроме того, цвет платья замечательно оттенял белоснежную кожу Екатерины Павловны, и от ее сияния переводчику захотелось зажмуриться. Женщины в его мусульманской стране могли выглядеть столь обольстительно лишь перед мужем. В другом случае это сочли бы преступлением против нравственности, за которое по законам шариата полагается наказание — тридцать ударов плетью.

Заикаясь от волнения, Игарри рассказал о старинной керамике и вручил коробку с подарком. Улыбнувшись, княгиня ее открыла. Обожженная до черно-коричневого цвета глина, расписанная завитками растительного орнамента, показалась переводчику примитивной вещью в тонких пальцах Екатерины Павловны. Но он ошибся: вазы княгине понравились. Она сказала, что они будут хорошо гармонировать с предметами из китайского сервиза в ее будуаре.

Затем раздался бодрый голос Багратиона. Князь приветствовал переводчика на фарси. Игарри обернулся и невольно сделал шаг назад. В магазине он видел Петра Ивановича в обычной, ничем не примечательной цивильной одежде. Теперь перед ним предстал военачальник во всей красе парадного генеральского мундира. Золотые эполеты, богатое шитье золотом на красном воротнике и обшлагах, золотые же пуговицы, кресты и звезды орденов высших степеней — все это смотрелось на темно-зеленом сукне мундира очень эффектно.

Заметив растерянность переводчика, Багратион дружески ему улыбнулся:

— Вижу, вы удивлены.

— Да, немного, — признался перс, будучи в замешательстве.

— Здесь я в отпуске. А служу в Российской императорской армии.

— В каком чине?

— Генерал от инфантерии. До весны я командовал Молдавской армией на Дунае. Мы сражались с турками.

— О, я читал об этом в парижских газетах, — почтительно произнес Игарри. — Значит, вы — тот самый храбрый генерал Багратион? Они без конца хвалили вас, князь.

— Французским комплиментам я не придаю большого значения, — заметил Петр Иванович.

— Почему?

— Лукавые они люди. Хотя сейчас являются нашими союзниками.

— Нашими — тоже, — сообщил ему сын серхенга Резы.

— Неужели вы доверяете им до конца?

— Нет, — признался Игарри.

— И правильно делаете, дорогой мой!

Генерал употребил распространенное в Персии обращение: «азизам». Так могут говорить друг другу только равные — равным: члены большой дружной семьи, добрые соседи, сослуживцы, которых связывают многолетние отношения. Переводчик был польщен. Это устанавливало некие не совсем официальные отношения между ним, скромным сотрудником дипломатической миссии, и полководцем, чья слава гремела по Европе.

Княгиня Багратион устраивала у себя не только музыкальные, но и литературные вечера. Все зависело от того, кто выступал почетным гостем в ее салоне. На сей раз таковая роль выпала известной французской писательнице, баронессе Анне-Луизе де Сталь-Голштейн, или просто — «мадам де Сталь». Она приехала в Вену буквально на две недели ради издания здесь ее последней документальной книги «О Германии».

Пышнотелая дама лет сорока пяти, смуглолицая, с карими глазами и черными вьющимися волосами, красотой отнюдь не блистала. Однако текст, который она сейчас читала вслух, звучал увлекательно и свежо. Мадам де Сталь превосходно владела пером, была наблюдательным и остроумным публицистом. В ее книге описывалась не только жизнь немцев в Веймаре и Мюнхене, куда ей пришлось эмигрировать после прихода Наполеона к власти. В ней нашли воплощение также актуальные мысли о национальном и наднациональном в сознании европейцев.

То, что женщина может освоить грамоту, Игарри допускал. В Персии крайне редко, но все же встречались подобные особы в семьях придворных Фетх-Али-шаха. Совершенно невероятным ему казалось другое — способность мадам де Сталь самостоятельно складывать слова в предложения, а предложения — в текст, логичный, последовательно развивающий идею, несущий в себе убедительные ее доказательства.

Разве это — не прерогатива высшего существа на Земле, то есть мужчины? Разве доступны домашним животным особого рода — именно в такое положение законы шариата ставят женщин на Востоке — высоты отвлеченного мышления? Ведь Коран утверждает, будто женщина создана Аллахом для единственной цели: удовлетворять физиологические потребности своего господина, рожать ему наследников, быть его безгласной, покорной рабой.

Коренные принципы ислама, начни переводчик рассказывать о них здесь, наверняка показались бы просвещенным гостям Екатерины Павловны нелепыми, даже смешными. Они — из темного Средневековья, давно пережитого европейцами. Игарри уже чувствовал огромную разницу между двумя мирами и отдавал предпочтение яркой, разнообразной, сверкающей тысячами граней жизни в Европе.